Людмила Улицкая - Искренне ваш Шурик

Единственный Шуриков друг, оставшийся со школьных лет, Гия Кикнадзе, и единственный институтский, Женя Розенцвейг, были знакомы благодаря Шуриковым дням рождения, куда их обоих неизменно приглашали, но они плохо совмещались. Женя чувствовал в Гии врага: именно такие широкогрудые, на толстых икрастых ногах мальчишки с примитивным чувством юмора и легкие на жестокость доставляли ему с детства множество неприятностей. Он эту породу отлично знал, слегка презирал, немного побаивался и в глубине души завидовал. Завидовал не столько физической силе, сколько стопроцентному довольству жизнью и собой, которое от них исходило.

Но относительно Гии он заблуждался – он не был ни грубым, ни жестоким, в нем даже присутствовала известная кавказская грация и обаяние человека, которому все удается. Отсюда и проистекала Гиина неколебимая уверенность в себе.

Гии Женя тоже не нравился: Гииным простым шуткам с сексуальной подкладочкой он не смеялся, вид держал высокомерный, как будто знал что-то, чего другим не дано… Было еще одно качество, которое подчеркивало их полную противоположность: Женя был идеальный неудачник, Гия – из породы везунчиков. Если Женя падал, то непременно в лужу, если падал Гия, то находил на земле чужой кошелек…

Каждый из них недоумевал, почему это Шурик держит в друзьях такого неподходящего парня. А Шурик любил их обоих, и ему вовсе не надо было ни притворяться, ни подделываться под другого. Он ценил достоинства каждого из них и искренне не замечал недостатков.

С большим удовольствием он ходил в дом Розенцвейгов, где всегда слышал интересные разговоры о политике и об истории, об атомной бомбе, авангардной музыке и подпольной живописи. Здесь он впервые услышал имя Солженицына и получил на тайное и быстрое прочтение «Раковый корпус», который, впрочем, не произвел на него большого впечатления, он был выращен на французской литературе и более тяготел к Флоберу.

В доме Розенцвейгов ему чудилось присутствие духа и стиля его бабушки: здесь царила та же религия «порядочности» – атеистическая, отрицающая всякую мистику и основой основ утверждающая некий набор скучных и трудноопределимых нравственных качеств. Только у Розенцвейгов все это высказывалось горячо, темпераментно и очень категорично, в то время как хорошее воспитание Елизаветы Ивановны не позволяло ей настаивать на своих ценностях так громогласно.

Семейство Розенцвейгов, как и Елизавета Ивановна, распределяло людей не по национальности, не по социальному происхождению, даже не по образовательному уровню, а именно по этой самой неопределенной «порядочности». Впрочем, если Розенцвейги были по-еврейски озабочены плохим устройством мира, особенно в его советской части, покойная Елизавета Ивановна не питала иллюзий относительно возможности хорошего устройства жизни в иных частях света: в юности она жила в Швейцарии и Франции в разгар социалистических увлечений передового и образованного сословия и убедилась, что несправедливость есть одно из фундаментальных свойств самой жизни, и все, что можно сделать, это по мере сил осуществлять справедливость в доступных каждому рамках… До этой простой идеи простодушные Розенцвейги еще не доросли.

Когда Шурик пытался как-то объяснить Гии, что именно привлекает его в Жене и во всем Женином клане, Гия морщился, отмахивался и говорил с нарочитым кавказским акцентом:

– Слушай, дарагой, не гавари мне про умное, сматри, какая дэвушка идет! Как ты думаешь, даст она мне или не даст?

И Шурик смеялся:

– Гия, да тебе любая даст!

Гия сводил глаза к носу, изображая работу мысли:

– Ты прав, дарагой! Я тоже так думаю.

И оба покатывались от смеху. Так смеяться, как Гия, Женя не умел.

Гия был гений развлечений, и с возрастом это редкое дарование он превратил в профессию и в образ жизни. Сразу после школы он поступил в технический вуз средней руки с единственной достопримечательностью – первоклассным столом для пинг-понга. Возле этого стола Гия проводил все лекционные часы и быстро стал абсолютным чемпионом института. Его пригласили выступить в межвузовских соревнованиях, и в течение года он получил первый спортивный разряд.

Шурику он сказал тогда:

– Ты же знаешь, Шурик, мы, грузины, все поголовно либо князья, либо мастера спорта. А поскольку мой дедушка до сих пор обрезает виноград в Западной Грузии и мне трудно выдавать его за князя, придется мне получить мастера.