Тимоти Финдли - Если копнуть поглубже

— У меня забрали все роли, все, на что я рассчитывал в следующем сезоне. Проклятье!

Джейн села рядом и стала гладить его по голове.

— О, дорогой, как я тебе сочувствую! Откуда ты узнал? Что произошло?

— Я лишился роли Бирона [23] Бирон — герой пьесы Уильяма Шекспира «Тщетные усилия любви». . Я лишился Меркуцио. Всего, что хотел. Чего добивался. Для чего работал. И что мне обещали. Мне не сказали, кто будет играть. Наверное, этот сукин сын Блит. Эдвин-мать-его-так-Блит! — внезапно он повысил голос. — Это чертовски несправедливо!

— Ну, ну, дорогой, — принялась успокаивать его Джейн. — Пойдем вниз, там поговорим. Я сделаю сэндвичи. Выпьем вина. Все обсудим. Мы ведь не хотим разбудить Уилла.

Они пошли на кухню, и там снова зажегся свет. Мальчик никогда не видел отца настолько беспомощным. Джейн пришлось вести его за руку, словно он ослеп.

Уилл больше ничего не слышал. Он встал и отправился в свою комнату.

— Редди, — тихо позвал он. — Ред! — Но его приятель исчез. В конце концов, он был собакой Гриффина.

Уилл отложил фонарик и забрался под одеяло. Все мысли о еде давно испарились. Он изо всех сил старался выбросить из головы образ отца, плетущегося по коридору на кухню. Вспомнил, как Лесси наконец вернулась домой. Вспомнил, как удачно закончился день на реке для Рэта и Молли. Подумал о Джиме, который в «Адмирале Бенбоу» слушал, как пели: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, йо-хо-хо и бутылка рома…» Представил Мерси в парке и бегущего впереди Редьярда. Подумал, что завтра, когда вернется с прогулки домой, там все изменится и отец снова будет смеяться. А мама ему улыбнется и положит на плечо ладонь. Мерси предложит всем хот-доги: «Вот горчица и приправа, лук с жареной картошкой — много, много, много картошки». На ужин будет пицца — «возьми побольше анчоусов» — и приготовленный Мерси шоколад. А потом ко мне в кровать заберется Редьярд и вытянется рядом с моей ногой. Я спою ему, как всегда, колыбельную и… и… и… усну.

И он уснул.

Понедельник, 13 июля 1998 г.

Когда Люк Куинлан делал клумбу на заднем дворе арендуемого Кинкейдами дома, ему помогал его дядя, Джесс Куинлан, — для большинства — Беглец Куинлан, хотя ему нравилось, чтобы Люк называл его «братишкой». Джесс, младший брат его отца, был «здоров, как бык» — буквально по пословице. Джесс обожал таскать землю, камни, мешки с навозом, цементом и органическими удобрениями. Они ему казались демонами, которых необходимо одолеть.

Много лет он жил вместе с Люком в старом семейном доме на Маккензи-стрит, но не всегда участвовал в садовых работах. Время от времени он переносился в иные миры, где подвергал себя испытанию, перебарывая свою необразованность и вечную склонность к побегам. Старея, он научился уходить в наркотики и воровство, и тогда Люк начал называть его Беглецом. Человеком, спасающимся бегством из страха перед тем, кем он был.

И вот теперь он снова улизнул.

Люк сидел на закрытом крыльце их большого дома и потягивал «Слиман». Было далеко за полночь. Стрекотали сверчки, перекликались друг с другом лягушки, все уличные фонари были облеплены тучами насекомых. Где-то лаяла собака. Из соседского сада доносилась музыка. По улице после бесплодной вылазки за девчонками возвращались по домам поздние скейтбордисты. Бряканье их досок по цементу и мягкое жужжание колес было господствующим звуком каждую летнюю ночь. Глядя на великоватые джинсы ребят, их свободные майки, надетые козырьком назад бейсбольные кепки, Люк вспоминал собственную юность, когда он среди десятка других безнадзорных мальчишек словно нес добровольную вахту, околачиваясь на ступенях городской ратуши, и коп Хендерсон разгонял их, увещевая: «Эй, полуночники! Пора топать отсюда!»

В ту пору они называли свои велосипеды «колесами». Это было до эпохи горных байков, десятискоростных и прочих диковин. Большинство его приятелей и сам Люк по субботам работали рассыльными, лоточниками, подносчиками и дворниками — зимой топили печи и убирали снег. С тысяча девятьсот шестьдесят первого по шестьдесят шестой. Стратфорд был настолько другим тогда, что сейчас Люк с трудом верил в его реальность. Но он существовал, и в нем можно было выжить — если смотреть за горизонт. Город справился, и теперь почти ничто не напоминало о его железнодорожном прошлом.

Когда в 1953-м Люку исполнилось пять, все изменилось навсегда. В тот год в цирковом шатре на холме над бейсбольной площадкой родился Стратфордский шекспировский фестиваль, и с того момента «ничего уже не было, как прежде ». Он прочел эту фразу в каком-то стихотворении о том, как умирают любимые. Не то чтобы он и город были влюбленными, но Люку нравилось его детство, несмотря на вечно скандалящих родителей: тогдашний покой в лесах вдоль реки и шуршание льда под коньками субботними вечерами. Все это ушло, но взамен он начал садовничать.