Вера Кобец - Прощание

В комнате не было холодно, но меня начало лихорадить, разве что зубы не стучали. Сев рядом, Кирилл по-взрослому, покровительственно обнял меня за плечи: «Гулька, мы должны создавать свою жизнь. По чужой мерке свое не построишь. Тебе нужно это понять, а то мы пропадем. Ты слышишь?» Я кивнула. Вспомнился почему-то «Портрет геолога». Если бы он заговорил, то, вероятно, сказал бы все так: слово в слово. Но к чему я придираюсь? Может быть, нам и правда удастся выстроить свою жизнь. Она началась так недавно, ей от роду-то пять месяцев. Как же ей сразу встать на ноги, обрести свой язык и свое отношение к миру. «Да, нам предстоит еще много работы», — сказала я под воздействием этих мыслей, и в ответ Кирилл беспардонно расхохотался: «Ты очень похожа на девочку из старшей группы детского сада. Знаешь, какая ты сейчас? Смотри!» Он надул щеки и свирепо скосил глаза к носу. Получилось и в самом деле смешно. Я рассмеялась, но тут же брызнули слезы. Мгновенно переменившись, Кирилл взял меня осторожно за подбородок: «Гулька, а ты не хочешь сказать мне что-то серьезное?» — «Нет», — ответила я, секунду поколебавшись. Было понятно, что, услышав новость, он сразу просияет и начнет рассказывать, как замечательно мы заживем, когда нас станет трое. Как он научит мальчишку плавать и кататься на велосипеде, а еще стрелять в тире, сбивая танк не с тридцать второго раза, как это делала его замечательная — лучшая на свете! — мама, а с первого, в крайнем случае со второго. В другой день я выслушала бы все это с восторгом, но сейчас что-то мешало, я не могла понять толком что и чувствовала одно: мне не хочется ничего говорить, я очень устала и хочу потеплее одеться и пойти погулять. Одна.

Именно с этого дня начались мои долгие прогулки по городу. «Беременным полезно проводить время на свежем воздухе». Вороша ногой палые листья, уже прихваченные первым морозцем, коричневые, я тихо приговаривала: «Беременным необходимо избегать зоны, в которой военные действия могут начаться в любую минуту». Осенний холод пробуждал зверский аппетит. Я покупала пирожки: съедала один, другой; сделав круг, опять подходила к киоску и, притворяясь, что я — не я, покупала еще и третий.

А дома обстановка делалась все напряженнее. Оттащить бабушку с Кириллом друг от друга было просто немыслимо. В мое отсутствие они сидели по своим комнатам, но стоило мне появиться, сразу возникали с двух сторон: полные воли к победе, азартные, непримиримые.

Месяц назад я кинулась бы за помощью к Борису Алексеевичу. Но теперь что-то останавливало, и я даже знала что. Дав Кириллу совет бороться за жизненное пространство, именно он спровоцировал углубление уже начавшегося разлада. С его умом явно предвидел последствия. Зачем же он это сделал? «Кирилл, вы меня не проводите? Я сдуру нагрузился как верблюд». Теперь он, конечно, держался на заднем плане. Мягкий, приветливый, улыбающийся, но не тот «дядя Боря», который отводит в сторону и тихо говорит: «Катенька-младшая, по-моему, ты хочешь чем-то со мной поделиться». Сколько раз становилось легче от одной этой фразы. Кто может проявить такое же участие? Мелькала кандидатура Ольги Артемьевны, но тут же и отпадала. Она искренне любит нас, но видит в каком-то раз навсегда установленном ею свете. Выработала свою версию и ни на йоту от нее не отступится. Разговор с ней пройдет по кругу и вернется в исходную точку. А чувство беспомощности усилится.

И неожиданно я вспомнила о Саше. Впервые захотелось с ним поговорить. А как же! Ведь он столько лет наблюдал нашу жизнь, помогал делать ремонт, двигал мебель и вешал карнизы, перевозил нас на дачу и с дачи, часто присутствовал при важных, подтекстом нафаршированных разговорах. Правда, в последнее время бывал у нас реже. Видела я его после свадьбы? Даже и не сообразить. Но ведь он в городе. Уже набрав Сашин номер, я вдруг испугалась, а не нарвусь ли на неприятный сюрприз. Что, собственно, я о нем знаю? Как нелепо было годами воспринимать его как придаток нашей семьи, само собой разумеющийся предмет обстановки. Но, к счастью, Саша прореагировал «правильно». «Понял. Конечно, приезжай. Когда тебе удобно?»

Как хорошо, что я о нем вспомнила, думала я, уже сидя в Сашиной комнате. Все оказалось ожидаемым: чисто, опрятно, безлико. Мелькнула старушка-родственница: «Я рада вас видеть, Катенька. Столько знаю обо всей вашей семье». Улыбнулась бесцветно и словно растаяла. Саша расставил чашки. Слушал, что я говорила, очень внимательно (пальцы сложенных домиком ладоней сомкнуты — любимый жест Бориса Алексеевича). Сбиваясь, путаясь, я рассказывала о наших делах. Старалась не сгущать красок, но сама слышала: звучит зловеще. Саша ни словом, ни взглядом не прерывал. Когда я закончила, резюмировал: «Главное — береги себя. Ведь ты ждешь ребенка. Я правильно понял?» Да, он понял правильно. И это было удивительно, потому что как раз о ребенке я ничего не сказала: почему-то не выговорилось. «Все будет хорошо, — сказал он, провожая меня до дверей. — Ты внучка Екатерины Андреевны. Значит, ты сильная».