Я осторожно пробралась мимо нее с наветренной стороны и посмотрела на дверь. Думала, как бы мне удрать, но еще две длинноногие красотки с шестью спутниками в кильватере появились на пороге. Они сняли пальто и оказались в похожих прикидах — малюсенькие обрезанные джинсовые шортики, рубашки без рукавов, завязанные узлом и обнажающие безукоризненные животики, больше на них, собственно, ничего и не было. Свои пальто они сгрузили мне на руки.
Я протиснулась через толпу к спальне, собираясь сбросить их на постель Эвана и Мишель.
— Эй, нельзя ли не мешать?
Я захлопала глазами, и мешанина из рук, ног и волос в полутьме трансформировалась в двух красивых человеческих особей, энергично занимающихся сексом в позиции, которую я даже не могла бы представить физически возможной.
— Простите, простите, — залепетала я, задержав на них взгляд и желая удостовериться, что парень, кренделем обвивший ноги вокруг шеи женщины, не был Эваном.
Я выскочила из спальни, щеки пылали, и чучело попугая раскачивалось у меня на плече.
— Мишель! — окликнула я, пытаясь перекричать танцевальный микс Мадонны, орущий из стерео. — Я занесу эти пальто к нам в квартиру.
Она помахала рукой, давая разрешение. Наконец-то свобода!
Я выскочила в коридор и столкнулась с Джейни, выходившей из наших дверей в костюме секси — папы римского (большая шляпа, четки и… больше ничего).
— Ну уж нет, — тряхнула головой Джейни. — Нетушки. Там…
Она шлепнула меня по бедру своей кадильницей. По коридору поплыла тяжелая волна запаха ладана.
— Там один, два, три, четыре, пять вполне подходящих парней.
— Ага, и штук тридцать вполне подходящих манекенщиц.
— Даже и в мыслях не держи! — отрезала Джейни. — Ты же не собираешься весь вечер прятаться у себя в спальне.
— Могу я хотя бы бросить эти пальто?
— Тридцать секунд. Я прослежу. А ты уже видела моих служек?
Я покачала головой и, подождав, пока она повернется спиной, проскользнула к себе в спальню — крошечное пространство, в котором едва умещались кровать, маленький стол с лампой под абажуром из розового стекла и все мои книги. Боже, какое счастье.
В темноте я стащила сапоги, отцепила попугая, швырнула пальто в угол и приготовилась нырнуть с книжкой в руках под бледно-розовый в кремовую полосочку плед. Неожиданно я заметила под покрывалом контур тела. Мужское, распростертое и что-то бормочущее. Я разобрала несколько слов — «ненормальный», «улица» и «Чаплин».
«Ну и дела», — подумала я, бочком выбираясь из спальни. Какой-то бомж пробрался внутрь с толпой гостей. Ну, с этим-то я справлюсь. Я схватила баллончик с муссом для объема волос на случай, если понадобится защищаться, и решила, что вот сейчас закрою дверь, позвоню в полицию и…
Мужчина сел.
— Привет, дружище, — сказал он.
Я зажгла свет и увидела в своей постели Эвана.
— Извини, если я тебя напугал.
Я поставила баллончик с муссом и ощутила, как бешено стучит мое сердце.
— Что ты здесь делаешь?
— Не выношу эту музыку, — ответил он, скорчив гримасу, будто съел что-то кислое. — Я ставлю Элвиса Костелло. Я ставлю Клэш. А потом приходят гости, и тогда слушаем только… — Эван постарался максимально точно воспроизвести «Vogue». — А я выношу такую музыку лишь в очень небольших дозах. Иди сюда, — позвал он и похлопал по пледу. — Устраивайся поудобнее.
Я отбросила свой крюк и плюхнулась рядом с ним.
— Тебе нравится мой костюм? — поинтересовался Эван.
— Дай посмотрю. — Я оглядела его с ног до головы, радуясь, что у меня появился такой повод. На нем были джинсы и футболка с длинными рукавами.
Эван покачал головой.
— Я надеялся, что уж ты-то догадаешься. Ну, подумай! — воскликнул он, поправляя очки в толстой роговой оправе.
Я со сконфуженным видом пожала плечами.
— Я — Роберт Дауни-младший, — гордо заявил он. — Исчез на весь вечер, и ты первая меня нашла. О, мой костюм, мой прекрасный, великолепный костюм, — запричитал Эван.
— Бедняжка, — сочувственно вздохнула я, прислонившись к стене.
Моя комната, хотя и маленькая, была самым любимым уголком в квартире. Там находилось все, что нужно: широкая, низкая удобная кровать с постельным бельем самого лучшего качества, маленький столик с лампой и двумя фотографиями в серебряных рамках.
Одна из них — портрет моей матери, снятый в тот год, когда я родилась, — матовая кожа, кудри цвета воронова крыла, безукоризненный профиль. На второй были мы втроем в Танглвуде, [13] Летняя резиденция Бостонского симфонического оркестра.
когда мне исполнилось пять лет.
Читать дальше