Филипп Майер - Сын

Тошевей с Писоном пошептались о чем-то, а потом Писон вытащил из-за пояса старый пистолет калибра 69, настоящую ручную пушку, и протянул мне:

— Давай, Тиэтети.

И добавил:

— Будь он на твоем месте, он бы накромсал ломтями твою грудь и жрал у тебя на глазах.

Тонк покосился на меня и отвел взгляд, глядя на прерии. Песня его стала громче, тянуть не было смысла, и я нажал на спуск. Пистолет подпрыгнул в руке, индеец вздрогнул и вытянулся во весь рост. Пение прекратилось, ноги его задергались, как у спящего щенка.

Красивый мужчина, волосы длинные, густые. Писон снял скальп одним движением. Пуля, наверное, повредила какой-то узел внутри, потому что едва Писон закончил, как голова тонкава развалилась пополам, точно была на шарнире. Передняя часть упала лицом вниз, а затылок откинулся назад. Никто прежде не видел, чтобы простая пистолетная пуля натворила такое. Настоящая магия.

Все отвернулись, а я продолжал таращиться. Лицо человека лежало на его же груди, и все его сокровенные тайны весенний ветерок уносил прочь.

— Странные вещи ты умеешь делать, Тиэтети-таибо.

— Хаа , — согласился я. — Тсаа манесукаре [58] Восхищайся, удивляйся ( ком. ). .

Нас с Неекару отправили поискать оружие тонкава и что там еще он мог потерять. Я странно себя чувствовал рядом с мертвым телом, лежащим в цветах, когда вокруг все забрызгано кровью, и поспешил следом за Неекару. Примерно через час мы нашли ружье тонка. Новехонький спрингфилдовский мушкет, просто невероятно, ведь тонкав выглядел совсем убогим, и барахло его было таким же нищенским.

— Оно ему, наверное, досталось от белых, — решил Неекару. — И конь тоже.

А мне было все равно. Надоело разыскивать жалкие ценности этого бедолаги, вряд ли у него было что-то стоящее, глупо тратить целый день ради грязной потрепанной седельной сумы. Наверное, я единственный здесь, кто знал, сколько на самом деле ружей и лошадей у бледнолицых на этой земле.

Вокруг никого, только густая трава по пояс и небо. Мой пони жует цветы, веселый голубой букетик васильков торчит у него изо пасти. Может, скальп тонка отдадут мне?

Один из тонкава сбежал, но поскольку оказался без лошади на чужой территории и вообще был индейцем из резервации, то есть почти бледнолицым, он неминуемо должен был в скором времени погибнуть. Мы не стали его преследовать. Да в придачу из-за всей этой суматохи он вполне мог заметить нас раньше, чем мы его, и подстрелить кого-нибудь из наших. В отличие от бледнолицых, чьи благородные командиры готовы были жертвовать своими людьми ради уничтожения одного-единственного индейца, команчи не считали разумным отдавать собственные жизни за жизнь врага. И это еще одна печальная подробность той войны с американцами.

Поэтому, вместо того чтобы догонять тонка, мы начали готовиться к празднику — сняли скальпы, собрали лошадей, оружие. Винтовки были совсем новенькие. Никто ни слова не сказал про это, но все подумали об одном: надвигается военная гроза. Неекару нашел сумку тонкава, а в ней несколько дюжин бумажных пыжей — невиданная роскошь, еще один привет от бледнолицых.

— Вы только посмотрите, — возмутился Неекару.

Никто даже головы не повернул. Мы вернулись к забитому раньше бизону и устроили грандиозный пир: ели сырую печень, поливая ее свежей желчью, а потом соорудили костер и жарили мясо и костный мозг. Скальп тонка достался Писону. Мой выстрел считался простой формальностью.

Поутру ветер изменился и донес слабый запах тления. Я его почти не чувствовал, да и вообще в прерии повсюду валяются кости животных, но остальные команчи насторожились. Мы завернули остатки бизоньего мяса в его же шкуру, приторочили тюк к одной из свободных лошадей и двинулись по направлению ветра. Через несколько часов мы вступили в узкий каньон, запах все крепчал, но вот лошади встали, отказываясь идти дальше.

Мертвую тишину нарушали лишь шум ветра, журчание ручья и звук хлопающего полога типи. Их было несколько сотен, типи, между которыми ковыляли сотни черных грифов, как будто все они вдруг решили пожить человеческой жизнью.

Меня вырвало, и еще кого-то позади тоже. Решили послать меня на разведку, пока остальные подождут здесь.

— Вы что, серьезно? — попытался я возразить.

— В этом аду нет живых, кроме нас, — утешил Тошавей, протягивая мне тряпку, чтобы завязать нос и рот.

— Дай мне хотя бы пистолет.

— Он тебе не понадобится.

— Все равно дай.