Филипп Майер - Сын

К шести вечера улицы опустели. Четырнадцать домов сожгли. Сержант Кэмпбелл уезжает завтра, ему нужна помощь врача. По всей видимости, это отличный повод не связываться с охраной крупных ранчо на Юге: двести участков там — среднего размера хозяйство. Но благодаря сахарной терапии от Гильермо рука его не стала хуже.

Чтобы развеяться немного, решил полистать газету, впервые за неделю. В Галвестоне волнения, убиты триста человек. Грандиозная победа, учитывая, что в прошлый раз погибли десять тысяч, покончив со статусом Галвестона как главного города штата.

В пять часов звонила Салли. Кажется, лихорадка Гленна утихла.

18 августа 1915 года

Сегодня на сходе всех оставшихся еще жителей города я предложил назвать железнодорожную станцию в честь Билла Холлиса (убитого у Гарсия), предложение поддержали и утвердили. Ужасно жаль Марджори Холлис. Про Гленна и его ранение без конца пишут во всех газетах, Чарлза называют командиром штурма логова Гарсия (не забывая всякий раз упомянуть, что он — внук знаменитого индейского воина Илая МакКаллоу), а про Билла написали только однажды, да и то в местной газете.

Позже я задумался, а почему не предложил назвать станцию в честь одного из убитых мексиканцев.

20 августа 1915 года

Гроза отлично увлажнила землю. Все в приподнятом настроении. Кроме меня. Мучает бессонница — опять преследуют лица Гарсия, — большую часть утра провожу в нервном оцепенении, не знаю, чем занять себя, нечем отвлечься… Страшно вглядываться в тени прошлого, я знаю, кого встречу там.

Навестил Рейнолдсов разузнать, как там выжившая девушка, Мария Гарсия. Она сначала заперлась в свободной спальне, а ночью сбежала, прихватив пару старых башмаков, привезли-то ее босую.

Айк поманил меня на террасу и тихо, чтобы нас не услышали остальные, сказал:

— Пит, не пойми меня неправильно, но на месте этой девушки я бы догадался, что вообще-то я — единственный выживший свидетель убийства. — И тут же примирительно вскинул руки: — Нет, я ни на чем таком не настаиваю, но с ее точки зрения…

— Я был против с самого начала.

— Знаю. — Он смущенно шаркнул подошвой ботинка. — Иногда так хочется, чтобы наша жизнь была устроена по-другому.

1850 год

Спустя год ко мне относились как к обычному мальчишке-команчу, хотя приглядывали за мной внимательнее — как за дядюшкой-алкоголиком, который дал зарок не пить. Мать Природа наградила меня темными волосами и глазами, а кожа стала смуглой, оттого что я всю зиму грелся нагишом на солнышке, подстелив мягкие шкуры. Спал я как убитый, и меня не тревожили мысли о возвращении к бледнолицым. Там, в прошлом, не было ничего кроме позора и горя, и даже если мой отец разыскивал меня, мне об этом ничего не было известно.

Эскуте и Неекару все так же пренебрегали мною, поэтому я проводил время с мальчишками. Мы научились объезжать лошадей, принадлежащих племени, и ждали, что вскоре нас возьмут в набег, вести ремуду. Табун необъезженных пони неуклонно пополнялся: если где-то в прериях замечали мустангов, самые быстрые воины мчались туда и приводили в лагерь тех, что удавалось заарканить, не сломав им шеи. Потом лошадям зажимали ноздри и держали так, пока животное не начнет обессиленно оседать на землю. А дальше оставалось только связать и отдать ребятишкам, чтобы те укротили дикое создание.

Бледнолицые отчего-то любили гнедых коней, но у индейцев все иначе, нам нравились только пять видов: рыжей масти, вороные, аппалуза [54] Чубарая порода лошади, выведенная американскими индейцами. , рыжие «докторские шапочки» и черные «докторские шапочки». У лошадей в «докторских шапочках» макушка и уши темные, а еще на груди бывает отметина в форме рыцарского щита. А были еще и такие — пиа тсоника, то есть боевой шлем, — у которых черные пятна вокруг глаз, издалека морды этих лошадей похожи на череп. За столетия жизни в суровых прериях они стали злобными, как пумы, и на домашних животных были похожи примерно так же, как волк похож на комнатную собачонку. Дай им волю, и они тут же переломают тебе ребра. Мы их очень любили.

Я спал когда хотел, ел когда хотел и делал только то, что хотел. Бледнолицый, что жил внутри меня, все ждал — вот сейчас заставят заняться каким-нибудь скучным делом, но ничего подобного так и не случилось. Мы объезжали мустангов, охотились, боролись, мастерили стрелы. Мы лишали жизни всякую живую тварь, попадавшуюся на глаза, — сурков и диких кур, чибисов и фазанов, чернохвостых оленей и антилоп. Наши стрелы настигали лосей, пум и медведей любого возраста, и мы швыряли свою добычу к ногам женщин и уходили, гордо расправив плечи, как настоящие мужчины. По берегам реки мы находили кости огромных бизонов и гигантские окаменевшие раковины, такие тяжелые, что невозможно поднять; раков и осколки каких-то древних горшков мы затаскивали на утесы и швыряли об камни внизу. Ночами мы охотились на рысей, когда те выслеживали уток в камышах. А вокруг становилось все теплее, и расцветали цветы, юкка пускала свежие побеги, и высоко в небо торчали белоснежные цветущие гроздья. Прерия превратилась в разноцветное лоскутное одеяло: вот зеленое пятно, дальше синее, красное, оранжевое; васильки, гайлардия, «чай навахо» [55] Космидиум, однолетнее растение с ярко-желтыми цветками, произрастает в естественном виде на юге США. , до самого горизонта, насколько хватает глаз. Снег сошел, и солнце мелькало сквозь плотные низкие тучи, стремительно гонимые ветром в сторону Мексики, где вскоре от них не останется даже воспоминаний.