Александр Попов - 54 метра

— Из Чечни, говорите…

— Мы пошутили, простите… — зашушукались «нейтронные войска».

— Я — командир подразделения «Альфа», — произнес он, холодно чеканя каждое слово. — Слышали про такое?

— Да. Да! Конечно! Да… — закивали все утвердительно головами.

В разговор, наконец, вмешался наш «даосский монах»:

— Поймите, они лишь дети…

Но Гусар его перебил:

— Дети, говоришь? Те, кто пачками гиб в этой войне, ненамного старше их. Многие только школу окончили. Многие в свои девятнадцать-двадцать стали инвалидами на всю жизнь! Многие вернулись параноиками, не приспособленными к обычной жизни. Многие вчера сидели за партами и дергали за косички одноклассниц, мечтая о карьере и семье! Многие ли из вас ходили под пулями, вжимаясь в каждый куст? Что вы знаете о том, о чем говорите?

— Но… — попытался, было, что-то вставить наш офицер.

— Никаких но! — снова перебил его Гусар. — За проявленную браваду и глупость нужно платить! Понятно?!

— Да-а-а! — хором вместе с «даоссом» пролепетали мы.

— Сейчас этот человек… — немного нагнувшись к пленнику, он спросил милым голосом, как Якубович в «Поле чудес». — Как вас зовут, любезный?

— Коля! — немного фальцетя от усилившейся хватки, ответил тот.

— Прекрасно! — улыбнулся Гусар. — Сейчас Олег будет нам читать стихи! Ваши подсказки приветствуются! Начнем?!

— А какие стихи? — промямлил пленник.

— Да какие хотите. А чтобы вы не сомневались в серьезности моих намерений, маленькая демонстрация! — с этими словами в его второй руке появилась шариковая ручка в толстом пластмассовом корпусе с металлической отделкой и ободком. Он приподнял ее немножко над собой, для лучшей видимости. Взял за середину, и сжал ее между указательным и большим пальцами. КРАК! Раздался треск, и как будто взрыв изнутри разделил ее на сотню осколков, которые разлетелись вокруг. Теперь я понял, чем пах этот человек, кроме дорогой туалетной дорогой воды. Этот запах назывался СИЛА. У него она шла изнутри, как в фильме про джедаев, где зеленый морщинистый человечек, замеченный также в рекламе PEPSI, объясняет Люку Скайвокеру, как ее в себе открыть и использовать. Похоже, что этот человек открыл ее в себе.

Мы начинаем читать стихи. Что может вспомнить с ходу подросток, заканчивающий школьную программу?

— Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог.

Он уважать себя заставил… и так далее.

Правильно. Александр Сергеевич Пушкин, быль! Возможно так бы и начал каждый из нас, не понимая всей серьезности ситуации. Но было не до шуток. Только ПАРАМОН (про него история позже) несколько раз толкнул с силой СААВЬЯ из общей массы, желая ему скорой «смерти храбрых», со словами:

— Давай, одноразовый сапер, разминируй хоть одну мину в своей жизни. Толку от тебя мало, зато дети твои смогут участвовать в тестировании новых лекарств, спасая животных. Давай дуй на передовую, спасешь всех картавым чтением классики. Обещаю не ржать на твоих похоронах и вознести в изголовье твои клоунские гигантские ботинки.

СААВЕЙ упирался и тихонько шипел: «Па-а-моннн, я тепя упьу, сука».

Стихи давались с трудом и только коллективно. Каждый вынимал по нескольку строчек из засоренной боевиками, уставом, эротическими журналами и подробностями личной жизни заокеанских кинозвезд головы. И в итоге все получилось. «Якубович» отпустил руку и, улыбнувшись, как порядочный семьянин, спросил:

— Откуда вы?

— Из Питера, — замямлили было мы, но увидев его хмурые брови, поправились. — Из Санкт-Петербурга, славного города на Неве, — чем вызвали на его лице новый приступ умиления, словно у милого папашки, узнавшего об отличной оценке своего сына в школе.

— А хотите, я сам прочитаю вам стихи? — и, не дождавшись ответа, выразительно, пропуская через себя каждое слово, прочитал. Это были, бесспорно, прекрасные стихи. В них говорилось о любви и смерти, о чести и долге, о предательстве и верности. Когда он закончил, все захлопали в ладоши (ПАРАМОН похлопал СААВЬЯ по затылку).

— А сколько вам лет? — с небольшим прищуром спросил этот человек.

— Шестнадцать, кое-кому семнадцать, — ответили мы.

— Надеюсь, товарищ капитан не будет противиться, если я устрою вам экскурсию по центру Москвы? — сказал он и посмотрел на нашего офицера.

— Но… понимаете…

— Понимаю, — прервал нечеткую речь Гусар. — Очень даже понимаю. Наверное, это вы не понимаете? Вот, смотрите, — с этими словами он развернул перед носом пИдагога удостоверение, в котором последний, порыскав глазами, судя по выражению лица, прочитал что-то очень важное.