Рене-Виктор Пий - Обличитель

В голосе Аберо зазвучали инквизиторские нотки, которые мне не понравились, и я вдруг задал себе вопрос: не привлекли ли заговорщики меня в свою группу с тайной целью выведать, что организатором ночного бдения был не наш генеральный директор, а злоумышленник? Тут я вспомнил, что Сен-Раме просил меня вести эту игру без оглядки и что моя миссия состоит в том, чтобы разузнать и точно передать ему все действия и намерения сотрудников. Я подробно рассказал о событиях этой злосчастной ночи. Когда я закончил, мои коллеги несколько минут сидели молча. Наконец Аберо замогильным голосом подвел итог:

— Значит, все произошло так, как мы и думали, спектакль был организован злоумышленником, и все попались на эту удочку, — добавил он сквозь зубы, — все, во главе с руководителями! Какой позор! Спасибо, дорогой номер семь, что вы открыли нам глаза, а заодно и подтвердили мои подозрения. Сейчас у нас есть огромное преимущество перед нашим противником: внезапность действий. Он и не подозревает, что мы открыли место, где находится его логовище. Завтра же вечером мы выйдем на охоту. Пусть распространяет свои последние обличения — конец его близок. А скажите, кто назвал эти послания «обличениями»?

— Сен-Раме, — ответил я, — в ночь бдения у гроба.

— А, это очень интересно! — пробормотал Аберо и объявил: — Если больше ни у кого нет вопросов, нас ждет ужин! Завтра утром не удивляйтесь, что не увидите меня на работе. Я останусь дома, чтобы подготовить нашу ночную экспедицию; после обеда я пришлю вам инструкции.

Тут меня вдруг осенило, и я спросил, могу ли я продолжать сотрудничество с Рюменом и генеральной дирекцией.

— Оно будет нам только на руку, — ответил Аберо, именно так, как я и надеялся. — Не меняйте своего поведения, вы должны быть в курсе намерений дирекции и следить за настроениями персонала: ближайшие дни будут решающими во многих отношениях.

Все встали и последовали за Аберо, который медленно и величаво вышел из зала. Мы пошли по коридору, как и прежде слабо освещенному рассеянным фиолетовым светом, и мне показалось, что мы спускаемся в недра земли. Было жарко, но я не решался снять плащ. Я отдавал должное Аберо, сумевшему приобрести такую власть над своими коллегами. Мы шли гуськом в порядке номеров. Шавеньяк обернулся и послал мне вымученную улыбку, искаженную фиолетовым полусветом. По лицу его катился пот. Я, должно быть, как-то странно оскалился ему в ответ, ибо он тут же отвернулся. Так начался роковой поход сотрудников администрации «Россериз и Митчелл-Франс». Мы шагали друг за другом навстречу нашей судьбе, возглавляемые заместителем директора по прогнозированию. Наконец мы вышли в слабо освещенный обеденный зал, по форме напоминавший ротонду. В середине стоял круглый стол, а вокруг него — кресла, такие же, как и в зале, где было собрание. Возле каждого кресла стояли навытяжку высокие лакеи, бледные, усатые, у каждого белая салфетка, переброшенная через левую руку. Все они были в черных костюмах и белых рубашках.

— Господа, здесь довольно прохладно, давайте не будем снимать плащей, — остановившись, сказал Аберо.

И правда, здесь было свежо, вскоре у меня побежали мурашки по спине и закоченели руки. Мы расселись. Нам подали жареного кабана, и тощие лакеи наполнили вином тяжелые оловянные кубки. Непонятно откуда послышалась музыка, и Аберо поднял кубок.

— Выпьем за здоровье всех руководителей главных штабов западного мира и Японии!

Мы выпили. Тем временем лакеи с бескровными лицами поспешно разрезали кабана. Наши тарелки наполнились большими жирными кусками, и потоки вина полились в глотки руководящих сотрудников фирмы «Россериз и Митчелл-Франс». Аберо провозгласил тост за западные демократии. Тем временем бледные лакеи убрали наши тарелки и заменили их громадными мисками, в которых лежали толстые куски говядины. Все разгорячились, головы затуманились, и начался кутеж, за который наша дирекция, если б кто-нибудь случайно увидел нас, получила бы хороший нагоняй. Аберо поднял кубок в честь промышленных и коммерческих достижений Голландии, потом приветствовал выдающееся участие Бельгии в создании Общего рынка, затем поздравил Италию с ее экономическим чудом. Наконец, он произнес прочувствованный тост за Великобританию. А мы все пили. Мои коллеги разошлись. Каждый вставал и предлагал тост по своему вкусу. Наконец настала и моя очередь. Несмотря на всяческие ухищрения, я все же не мог совсем отказаться от вина и понемногу хмелел — голова у меня слегка кружилась и мысли туманились, что было, скорее, приятно и даже вызывало возбуждение. Итак, я встал и, держа кубок на уровне груди, произнес молитву: