Рене-Виктор Пий - Обличитель

Я был бы рад произнести такую речь на этом информационном совещании. Не сомневаюсь, она могла бы развеять в прах коварные замыслы обличителя. Встал бы он? Об этом можно спорить до бесконечности. В одном я уверен: сегодня — увы! — уже поздно задавать себе этот вопрос. Я уверен, что, если бы наши американские руководители могли представить себе, что им готовится, они охотно согласились бы произнести именно такую речь, лишь бы уберечь всех нас от опасностей и предотвратить ход последующих событий. Но, к сожалению, история народов и предприятий показывает, что невозможно заставить людей серьезно прислушиваться к предостережениям. Современникам надвигающихся трагедий они всегда кажутся надуманными, неуместными и порой даже безумными. Позднее, когда наступает плачевная развязка, люди признают, что предсказания были вполне разумными. Если бы Сен-Раме, человек куда более проницательный, чем прочие руководители и присутствующие здесь лица, не избрал себе особую участь, он, возможно, пришел бы к какому-нибудь решению в таком роде — например, ввел бы в нашу жизнь настоящее свободное обсуждение, устранил бы всех кровососов из главного штаба, этих энергичных современных псевдоспециалистов, псевдоэкономистов, лжеэкспертов, — словом, всех, кто захватил — пусть всего лишь малую толику — власть только потому, что научился составлять финансовые планы; и вот эти ничтожества, ошалевшие от того, что вознеслись так высоко, учат жить мужчин и женщин, работающих с предельным напряжением; хотя эти мужчины и женщины уже обзавелись телевизорами и холодильниками, однако это не мешает им устраивать на улицах дикие драки, если кто-нибудь случайно повредит их машину; а ночью в своих дешевых квартирах они вскакивают спросонок, разбуженные шумом воды, которую спускает сосед в туалете за тонкой стенкой, в десять раз более тонкой, чем в квартире их начальника. Крупные бизнесмены слишком поздно поняли, какую страшную опасность представляет такой захват власти для всей экономической системы западных демократий, находящейся постоянно под угрозой мятежа и вынужденной поэтому избивать протестующих девушек и юношей или запрещать им доступ в общественные парки. Как видно, у этих капиталистов не хватает ни разума, ни души. Рассчитать на три года вперед, какой коммерческий успех выпадет на долю складной вилки, которую можно превратить в мундштук, плести интриги, чтобы выгодно поместить капитал или устроить переворот в Чили, несомненно, куда легче, чем создать и применить новые принципы руководства, неугодные обществу изобилия, а также принести в жертву свои эгоистические интересы и посадить за решетку ростовщиков, чтобы спасти свободные страны. Однако свободу, позволяющую швейцарскому миллиардеру спрятать в Нью-Йорке в глубине бронированных подвалов шедевры мировой живописи, разве можно назвать иначе чем свободой обогащения? И разве этот швейцарский миллиардер не согласился бы на любую диктатуру, лишь бы сохранить свое богатство? Управлять армией в мирное время — задача не простая, и, если не выполнять ее разумно, без демагогии, можно разрушить страну изнутри не менее основательно, чем если бы она подверглась варварскому нашествию. То же относится и к предприятиям. Дружными рядами движутся они к краху, хотя их кассы никогда еще не были так плотно набиты деньгами.

Генеральный директор взял слово и выступил с пространной речью. Да, верно, появилась трещина. Да, этот свиток, право, очень забавен, он хорошо написан, хорошо свернут, хорошо перевязан и хорошо распространен. Да, завтра торжественно предадут земле тело Арангрюда. Да, состоялось похоронное бдение у гроба в большом мраморном холле. Я с горячим интересом слушал его и размышлял. По существу, Анри Сен-Раме смотрел на вещи так же, как и я. Разница между речью, которую я мысленно произнес, и его выступлением была совсем невелика. Это доказывало, что мы поставили одинаковый диагноз тому, что произошло на предприятии, нашли одинаковый способ лечения, раскрыли или затушевали одни и те же факты. В чем же была разница? Только в одном. Сен-Раме не смог или не захотел сказать в тот вечер главного: пусть встанет тот, кто написал, свернул, перевязал, распространил свиток, распорядился по поводу бдения и зажег свечи в подвале, пусть встанет — и он будет вознагражден! И поверьте мне, если б он встал, это спасло бы нас от многих бед. Теперь, когда я все знаю, я понимаю, что это было совершенно невозможно: обличитель ведь уже решил, что никогда не встанет. Жребий был брошен: гигантскому американскому и транснациональному предприятию придется испить чашу до дна.