Рене-Виктор Пий - Обличитель

— Здравствуйте, мадам Дормен! Как поживаете?

— Спасибо, хорошо. Патрон сегодня в хорошем настроении… — И, подойдя ко мне, она добавила, понизив голос: — Он завтракает с мсье Табулем, помощником заведующего канцелярией министра… — А затем продолжала уже громко: — Смерть Арангрюда его очень опечалила. Не так-то просто найти подходящую кандидатуру на пост директора по «маркетингу». Как вы думаете?

— Думаю, в самом деле это будет довольно трудно… Смотрите-ка, — воскликнул я с невинным видом, указывая на свиток, лежавший на углу стола, — и вы тоже получили его?

— Что именно? А, это… И не говорите, меня совсем завалили рекламой, как будто у мсье Сен-Раме есть время ее читать!

Я взял свиток, развернул его и сделал вид, будто читаю.

— А ведь это любопытно, — сказал я немного погодя, — прочтите-ка. Здесь что-то другое, а не обычная реклама.

Мадам Дормен быстро пробежала глазами пергамент, затем стала читать его медленнее. И наконец спросила:

— Что это такое?

— По правде говоря, не знаю, но нахожу это довольно забавным, а вы?

— Нет. Я не вижу здесь ничего забавного! Профсоюзы будут в бешенстве!

— Профсоюзы?

— Ну да, здесь говорится, что руководители знают все, а рядовые сотрудники не знают ничего!

— Об этом я как-то не подумал, — чистосердечно признался я. — Мне кажется, что авторы этого текста просто смеются над мсье Сен-Раме, преувеличивая его познания.

— Не думаю… Он действительно все это знает.

— Да, но проблемы изложены весьма упрощенно… Конечно, он знает все это и еще многое другое.

— Именно так здесь и написано, это ведь только начало… Зато всем будет ясно, что для управления предприятием надо действительно обладать большими знаниями.

— Тем не менее, мадам Дормен, все эти вопросы трактуются настолько примитивно…

— Ну нет! Я уверена, что люди узнают уйму вещей, о которых прежде не имели понятия или только предполагали, что знают их.

Я заторопился к Сен-Раме и постарался закончить разговор. Генеральный директор был раздосадован, что согласился на этот опыт: результаты явно сбили его с толку.

— Ну что? — спросил он. — Ваша секретарша смеется, а моей текст так понравился, что она даже опасается реакции профсоюзов! Как это понять?

— По правде говоря, мсье, все это можно понять и так, и этак.

— Хм… Я думаю вот что: оставим все как есть, мы всегда успеем принять меры. Так или иначе, у нас нет никакой возможности помешать людям ознакомиться с этой… этой бумагой. Когда каждый ее прочтет, увидим, что будет, а пока постарайтесь разузнать, кто ее автор. Вряд ли у нас найдется с полсотни людей, способных написать подобную штуку и вдобавок не полениться распространить ее, да еще ночью! Это скорее сделано из озорства, чем со злым умыслом. А пока вы не ушли, скажите мне, кого бы вы считали у нас подходящим кандидатом на пост директора по «маркетингу»?

— Может быть, Бриньона, мсье, он возглавляет секцию французского рынка.

— Бриньона… — пробормотал Сен-Раме, — почему бы и нет? Подготовка у него хорошая, человек он напористый, но, пожалуй, немного молод, и потом, он совсем недавно работает у нас… Ну хорошо, посмотрим. Вы распорядились по поводу объявлений о похоронах?

— Да, они будут вывешены к вечеру.

— Хорошо. Когда вы встречаетесь с вдовой?

— Сегодня в шестнадцать часов.

— Прекрасно… Вы мне обо всем расскажете завтра утром.

Я вышел. Едва я закрыл за собой дверь, как мне показалось, будто кто-то громко расхохотался. Пораженный, я бросился к мадам Дормен.

— Это вы смеялись?

Секретарша с удивлением уставилась на меня.

— Я? Нет, это мсье Сен-Раме. Разве он не имеет права посмеяться? А я-то думала, что вы у него.

— Я в самом деле был у него, — промямлил я, — но подумал, что это вы смеялись… ну знаете, над этим текстом…

— Ах над этой пресловутой бумагой! Ей-богу, она не даст вам сегодня спать!

Я сконфуженно улыбнулся и закрыл дверь. Немного растерянный, я направился к своему кабинету, когда ко мне подошел сотрудник из хозяйственного отдела и сказал:

— А вас искали, мсье. Вам нужно спуститься в подвал. Кажется, там образовалась трещина!

— Трещина?

— Да, мсье, большая трещина в одной из опорных стен фундамента.

— Спасибо, сейчас пойду посмотрю.

Я чувствовал, что мне необходимо несколько минут побыть одному, прежде чем спуститься в подвал. Войдя в кабинет, я подошел к окну и окинул взглядом широкую панораму. С высоты многоэтажного здания из стекла и стали, занимаемого фирмой «Россериз и Митчелл-Франс», открывался вид на площадь Вольтера, площадь Наций, площадь Бастилии, площадь Республики. Какие волнующие названия! В шестидесяти километрах отсюда высился наш гигантский завод в Мелиньи, на котором работали 8500 рабочих, техников, инженеров. А мы, находясь здесь, в самом сердце Франции, где творилась ее история, каждый день бросали в пасть нашим вычислительным машинам тысячи данных, и они извергали тысячи результатов и возможных решений, тяжким бременем ложившихся на экономику Мексики и Берега Слоновой Кости. Я думал о поэтах, погребенных у подножия нашей крепости, за оградой Восточного кладбища, знаменитого Пер-Лашез, где сотрудники фирмы «Россериз и Митчелл-Франс» постоянно прогуливались в хорошую погоду, словно в парке. Возможно, мы единственные в мире служащие, которые любят бродить между двенадцатью и четырнадцатью часами по кладбищу. Мне вдруг показалось, что все это не к добру. Однако пора было осмотреть трещину. Я закрыл окно и вышел из кабинета. В лифте, который погружался в недра здания, меня преследовали видения могил великих людей.