Герман Кох - Звезда Одессы

— Ты отдал бы меня за миллион другому мужчине? — спросила она, когда по экрану поплыли титры.

— Может быть, даже за семьсот пятьдесят тысяч, — ответил я и в темноте ущипнул жену за руку.

— Вот из-за таких ответов я и вышла за тебя, — сказала она, поглаживая меня пальцами по затылку. — Но в последнее время я слышу их очень редко.

«Очень может быть, что Эрик Менкен сует свой намазанный тональным кремом член в мою жену», — хотел я, вообще-то, сказать Максу. «В кино» этого могло быть достаточно, чтобы поехать с таким Эриком к восточной портовой зоне и воткнуть ему в шею нож для колки льда, да так, чтобы его кончик вышел через глаз. Но я не сказал этого, а подумал о цене «феррари» и о том, сколько денег у меня потом останется. Я подумал о том дне, когда я на «феррари» — конечно, на красном, на каком же еще? — въеду на улицу Пифагора, а потом мы с Давидом совершим первую пробную поездку. Стингер-систему мне, разумеется, поставят в гараже, так что между пунктами контроля скорости мы поедем по левой полосе, легко делая 280 километров в час. «Куда ты хочешь? — спросил бы я сына. — На пляж? Я, конечно, имею в виду пляж в Сен-Тропе». Красный «феррари» стал бы звонкой оплеухой для улицы Пифагора и ее обитателей. С другой стороны, разве человек, который на глазах у миллионов зрителей выиграл десять миллионов гульденов, не может позволить себе настоящую машину? Вот в чем все дело, подумалось мне, когда мой взгляд остановился на penne al vodka : [52] Паста под водочно-томатным соусом (ит.) . у меня не будет десяти миллионов, у меня будет только один. Красивая машина, летний домик, поездка в страну третьего мира — и все.

Макс будто прочитал мои мысли; он подозвал официанта и сказал:

— Что касается тебя, ты получаешь не только миллион, но и прекрасную квартиру на первом этаже с прилегающим садом. Другие не могут этим похвастаться. Но для старого школьного друга у меня есть премия.

Это было в точности то, о чем я хотел сказать. Но я все ждал: закуска, горячее, десерт, рюмочка ликера от хозяина. Я ждал, пока мы стояли у серебристого «мерседеса», и Макс спросил меня, не дать ли мне «заводную рукоятку».

— Мой шурин сидит у меня в печенках, — сказал я, когда он запросто ехал по трамвайным путям на Утрехтской улице, не огибая островков безопасности.

За первым ликерчиком от хозяина последовало еще три на каждого, и я не знаю никого, кроме меня, кто в этих обстоятельствах сел бы в машину к Максу. Но мне надо было рассказать ему кое-что еще. Потом, я и сам не брезговал ездой по городским кварталам на повышенной скорости.

— Он все время интересничает, притворяясь, будто что-то знает. О том, что случилось внизу, я хочу сказать.

— Тогда он знает больше меня, — сказал Макс, на полной скорости направляя «мерседес» с площади Фредерика к повороту на улицу Сарфати.

Я искоса посмотрел на него; хотя уже стемнело, на Максе были солнечные очки. «Это заставляет быть настороже, — ответил он, когда я впервые увидел очки на нем и спросил, почему он их надевает. — Но велосипедиста без заднего фонаря действительно замечаешь слишком поздно». А потом он рассказал, что на проселочных дорогах частенько выключает фары и опускает стекла на дверях машины, что он чувствует себя «ближе к природе», когда на высокой скорости проносится мимо деревьев по обеим сторонам дороги. «Иногда даже закрываю глаза. Но когда слышу, что ветки бьют по кузову, приходится открывать».

— Не знаю, — сказал я. — Но когда вы заходили в последний раз — пес тогда еще залаял на Ришарда, помнишь? — он подошел ко мне и стал нудить: мол, он знает, как обстояло дело. Не знаю, чего он хочет, но это изрядно утомляет.

И не только шурин: через несколько дней после инцидента с Плутом жена без обиняков спросила меня, не имею ли я отношения к исчезновению госпожи Де Билде.

— Ты сама это придумала или твой зануда-брат накапал тебе на мозги? — спросил я.

— Фред, ты не имеешь к этому отношения? — повторила жена.

Ее взгляд не был ни огорченным, ни возмущенным — только серьезным. Я раскинул руки, будто хотел заключить ее в успокаивающие объятия; мне вспомнилась сцена в конце первой серии «Крестного отца», когда жена спрашивает Аль Пачино, не стоит ли он за недавними массовыми убийствами и сведением счетов в семье.

— Нет, — сказал я и обнял ее.

— Твой шурин, дай-ка вспомнить… — сказал Макс. — Слегка плаксивый, с недовольной рожей?

— Да.

— А жена такая, что перед ней даже под дулом пистолета штаны не снимешь?