Александра, Плотникова - Нф-100 - Небесное Сердце-1. Игры с Черной Матерью

- Они кричали от ужаса перед тем, как замолчать.

На целых полминуты воцарилась тишина. Две застывшие друг напротив друга машины хаотично меняли цвет глаз, и в этом фейерверке холодных оттенков иногда проскакивал желтый -- цвет страха.

Незримая угроза, неизвестный ужас, перспектива сойти с ума вдруг отчетливо замаячили перед ними.

Так вот почему им нужны были полиморфы? Надеялись, что мы протянем дольше людей? ...А зачем тогда им этот планетарный покойник? Что-то я сомневаюсь, что мы отсюда живыми выберемся.

- Они могли что-то видеть? - спросил наконец Рэтхэм.

- Нет. Не похоже. Ничего подобного в эфире не прозвучало, никаких странных "нечто". Честно, док, я бы не хотел давать эту запись всей команде. Она... жуткая. А народ и без того чувствует себе здесь неуютно.

- Покажи мне.

Марин кивнул и включил воспроизведение файла с собственных динамиков.

Минут пятнадцать звучали обычные штатные разговоры. Подготовка ко входу в атмосферу, включение посадочных двигателей. Люди пересмеивались, шутили, любопытничали. Ждали, что же они увидят на поверхности. И они прекрасно знали, куда летят и зачем.

А потом в мгновенно наступившей тишине зазвучал крик. Надсадный, надрывный вопль, будто с человека живьем сдирали кожу. К нему присоединился второй, третий, четвертый. Люди задыхались, умоляли отпустить их, прекратить, перестать. Сквозь этот кошмар прорывались тревожные сигналы электроники, предупреждения бортового интеллекта... Потом все стихло. Все, кроме равнодушного машинного голоса и гула падающего судна.

Марин выключил запись.

- Мда... - полковник с лязгом потер ладонью "подбородок" - неосознанным, привычным человеческим жестом. - Кто ещё это слышал?

- Я, Вайон, Джаспер.

- Их мнения?

"Усатая" маска полиморфа выражала сосредоточенную строгость. Сердце плескало настороженностью.

- Джас предположил, что они всё-таки что-то видели, но, судя по крикам... каждый своё. Как будто их глюки испугали, понимаешь? Я не верю в мистику, док, профессия не позволяет, но после такого... В общем я в сомнениях. Сам я думаю, что возможно это был не страх, а чувство боли.

- Судя по снимкам разведботов, насильственных повреждений на телах нет, все они посмертны, - возразил Ртхэм.

- Значит, внушение боли.

А что он ещё мог предположить? Только какую-нибудь неведомую телепатическую хрень.

Стоп. Вайон -- медиум. Неужели он её... чувствует?

Это майора совсем не устраивало. Слишком велик риск, что в этом случае именно командир пересечется с его, Марина, основным приказом.

Не дай звезды...

- Что на это сказал Вайон? - вздохнул между тем Сайарез.

- Ничего.

- Вообще?

- Совсем. Удалился после прослушивания к себе в отсек. С тех пор, насколько я слышу, не выходил. Новых распоряжений не давал. Скорее всего будет ждать, пока вы огласите ему свои выводы по экспертизе.

Сказать, не сказать? Да в конце-то концов, сколько можно! Человек погибает, а корабельному врачу, нет, не так, его личному лечащему врачу -- что, между прочим, было прописано в контракте! - плевать.

- Ты бы проверил его, док. Мягко.

- Я сам разберусь, - тут же отрезал Рэтхэм, недовольно гуднув. - Я уже давно слежу за ним и сам понимаю, что стоит мне копнуть его мозги, как он закроется он нас совсем.

- То есть, ты просто так позволяешь ему...

- Я ничего не позволяю, Марин. Я выполняю свою работу и слежу за состоянием каждого члена экипажа.

Майор предпочел промолчать.

Вольно же тебе развлекаться со своими психоэкспериментами на экипаже, старый прохвост! Ты думаешь, я не в курсе, ты на оппозицию работал, и что у Энвилы в этом деле свои собственные интересы? Только боюсь, вы просчитались, полковник. За прошедшие годы всё могло десять раз перемениться.

- На общем собрании экипажа скажешь, что запись с корабля испорчена, и дешифровать полностью её не получилось. Ограничимся версиями и результатами медицинской экспертизы.

- Хорошо. А как быть с Вайоном?

- С ним всё нормально, - подчеркнуто спокойно ответил Рэтхэм. - Будем следовать его указаниям и инструкциям.

- Как прикажете, полковник Рэтхэм.

Марин по-военному кивнул, резко развернулся и вышел, глуша все исходящие сигналы Сердца. Доктор на своё счастье не видел, что светокристаллы майора переливались в оранжевом спектре -- спектре злости.

Архив N N С/8000/С/8604. Память Пректона.

Он сидел на полу в своем отсеке, по-человечески съежившись. Болело Сердце. Никто никогда не говорил ему, что так бывает. А оно болело. Беспрерывно и тяжко ныло, как будто вот-вот готовилось треснуть. Нет, всё было хуже. Ведь Сердце -- и есть он сам. И боль, неважно, фантомная или настоящая, ломала всё его существо. А машина что? Привычные сигналы десятков датчиков тонули где-то в недрах процессора, не докатываясь до него самого.