Сергей Есин - Хургада. Русские забавы на отдыхе

Ах, как ей все там понравилось. Вечно солнечная Хургада – нитка жемчуга, оброненная на берегу моря – каждая такая жемчужинка это ка­кой-нибудь знаменитый отель. Фонтаны, обеды, шведский стол, пляж, бас­сейн, фитнесс-центр, и всё такое же загадочное, дорогое и значитель­ное! У них, как и у нас, слава Богу, капитализм, и нам дешевки не на­до. Матушка Генриетта уже привыкла к стабильно хорошей жизни и здесь, как дитя, наслаждалась обстановкой, вечно теплым морем и отличным швед­ским столом. Как хороша оказалась жизнь без социализма: и подадут, и комнату уберут, и чемоданы поднесут, и на стол накроют. Она же еще в Москве, через турагентство, все это и выбирала, даже по интернету смотрела расположение отеля и интерьер комнат. Замечательно, Сочи та­кого и не снилось. Одно было плохо, что-то матушку Генриетту непрес­танно томило.

Что же ее так беспокоило, и заставляло в неясном смятении сжимать­ся сердце? Обилие обнаженных мужчин и женщин, которых она каждый день видела на пляже? Они ходили туда, согласно предписанию еще москов­ских врачей и принимали солнечные, воздушные или морские ванны. Отец Андрей, одетый в скромную маечку и благопристойные спортивные брюки, лежал под грибком в тени на топчане и читал либо журнал "Главный бух­галтер" либо епархиальные ведомости. Совершенно легкомысленный пос­лушник Сергей в спортивных адидасовских трусах и в майке с изображением развратной певицы Мадонны режется в волейбол, а что делать ей, Генриет­те Ивановне? В довольно закрытом, но не без кокетства, купальнике, с повязанной косынкой головой, она бродит между лежаками и разглядыва­ет – как живут люди и какие они. Надо определенно сказать, что молодое поколение стало ростом повыше и повадками поувереннее. Заморышей с некормленным детством совсем нет. Длинноногие молодые мужчины и бабы пьют на пляже вволю пиво и другие напитки, будто совершенно не заботясь об их высо­кой цене, и конечно, все трещат по мобильным телефонам, опять-таки не думая о центах и долларах, которые эфир поглощает с каждой секундой. В её, Генриетты Ивановны, время жили не так. А эти бабы с голыми грудями – оттого, что это называется "топлес", дело не меняется – груди отвисли, как у перекормленных коз, ни стыда ни совести. Но ес­ли бы время пошло вспять, разве она не хотела бы стать такой же бес­стыжей и молодой!

Но не только марки телефонных аппаратов рассматривает матушка Генриетта на пляже. Господь Бог создал человеческую плоть такой неповторимой и разной, и у нее здесь свои сравнения. Пусть примитив­ные люди думают, что трусы у мужчин что-то могут скрыть. Это только не для её, матушкиного, густого, как патока, взора. Разгу­ливая вдоль кромки берега, матушка ищет не только визуальных удоволь­ствий. Она еще пытается нечто, вернее, некого индифицировать.

Матушка Генриетта очень полюбила в этом роскошном отеле, тайные ночные прогулки вдоль выходящих на общую террасу застекленных стен номеров первого этажа. У архитектора верно был девиз: как можно ближе к природе". Если бы что-либо подобное было придумано еще и во внутренних коридорах! Как было сладко– тревожно ночью красться вдоль закрытых дверей, прислушиваясь, что же происходит за ними ,и по вздохам, по шороху простыней, по шуму сброшенной с ноги туфли или скрипу койки представлять объятие и прикосновение. Но это уже в час поздний.

Но еще более волнительные переживания возникали, когда в ночной темноте матушка Генриетта, двигалась по террасе первого этажа. В гасили свет и зажигали ночники возле пос­телей. Некоторые ведь это любят делать при свете. И, если в плотных тканях занавесок оставалась хоть маленькая щелочка, какие картины из не осуществившегося прошлого вста­вали перед глазами. Ну отчего же в свою юность с отцом Андреем они не знали и не ведали таких излишеств! Да и отец Андрей в такие минуты – матушка Генриетта позволяла себе даже некоторую раздраженную критику супруга – тоже хорош был даже в юности: имел матушку Генриет­ту быстро, как проститутку, думал только о собственном наслаждении, никогда не поиграет, ему бы только стакан водяры засадить, это для него весь секс заменяло. Но сколько, однако, в природе разнообразия. Приткнувшись где-нибудь в кустах – а вдоль всей террасы шла густая и плотная, выровненная рукой садовника, полоса кустарника, будто специально для разведчиц и разведчиков, – матушка сопереживала чужим страстям и перипетиям жизни. Она даже была снисходительной, если ей виделось или чудилось что-нибудь богомерзкое. Молодость! Бог милостив, а человек к старости успевает покаяться. Матушка надеялась, что и она это еще успеет. А сейчас главное эта юность, напор и обнаженность.