Рэй Лорига - Пистолет моего брата. (Упавшие с небес)

Да, конечно, я совсем не против абстрактной живописи. Обожаю ее. Чего я на самом деле не выношу, так это реалистической живописи. В школе нас водили на выставку Антонио Лопеса [5], так я там чуть не помер. Никогда не видел такого уродства.

Я знаю, те, кто разбирается в живописи, никогда не станут называть что-нибудь уродливым. Но это действительно было уродство. Правда-правда. Уродливей, чем черти в аду.

Мать продолжает говорить сама с собой:

– А эта его одежда…

Маме кажется, что между рваными джинсами и убийствами существует прямая связь.

Полицейские подсовывали ей под нос все новые снимки. Они делали вид, что сочувствуют, но в глубине души считали, что доля вины лежит и на ней, что доля вины лежит на нас на всех.

У одного из них, того, что стоял в дверях, была физиономия добряка. Он единственный из всех носил форму.

– Вот что значит дети без отца.

Этот парень глядел на меня не отрываясь. Он и про детей без отца сказал, глядя на меня. Словно имел в виду: сеньора, этот будет следующим, если хотите, я убью его прямо сейчас, чтобы время зря не тратить.

Что меня действительно раздражает, так это их сказочка про отца. Я знаю миллион кретинов, у которых есть отец. Люди говорят подобные вещи, вообще не задумываясь, и считают, что прекрасно все объяснили. У него нет отца, значит, он убийца – это то же самое, что сказать: он живет в доме из красного кирпича, значит, он пожарный.

Неотразимая полицейская логика.

Снова фотки. Они, кажется, взялись свести бедную маму с ума.

– Видите, сеньора, он выстрелил прямо в лицо, а у этого человека семья есть. Какой стыд!

– Да я знаю, сынок, знаю.

Она даже не понимала, что говорит: полицейский был по меньшей мере лет на десять старше ее.

Моя мать – очень молодая. И очень красивая.

– Этого вам лучше держать на поводке.

Я сидел в углу и не говорил ни слова.

Я соскальзывал с их кожаного кресла, чуть на пол не падал, но не решался раскрыть рот.

Все это выглядело так, как будто в доме жили два кота и один из них съел канарейку. Я был вторым котом.

А мир полон канареек.

– Может быть, это я тебя убью.

Не успел он закончить фразу, а фуражка уже слетела с головы охранника. Один-единственный выстрел, самый первый. Почти случайный.

Охранник упал назад, все лицо его было в копоти. После этого он уже не особенно шевелился.

Не знаю, приходилось ли вам бывать в таких местах, где продается все, что угодно: иностранные журналы, виски, цветы, банки с супом, видеокассеты – не важно, главное в том, что охранники в таких местах – самые страшные мудаки на всем белом свете.

Эта штука работает так: ты что-нибудь покупаешь, тебе дают чек, ты заходишь в бар выпить, теряешь чек, пытаешься выйти из здания, тебя хватает охранник, просит предъявить чек, чека нет, поднимается визг, а потом ты смотришь на него и хочешь его пристрелить.

Он добавил кое-что от себя.

Ты вытаскиваешь автоматический пистолет, черный, как преисподняя, и сносишь этому типу башку.

Видели бы вы, как он водил машину! Никто не умел так водить, он научился этому сразу же, как только сел за руль. Он мог вертеть машину во все стороны, как в кино. Казалось, это было у него в крови. Но я-то знаю, что кровь тут ни при чем, ведь его мать водит ужасно. Он всегда знал, на что машина способна. Даже когда казалось, что он вот-вот врежется, никуда он не врезался. Поэтому в конце концов ты начинал чувствовать себя рядом с ним так безопасно, как ни с кем другим.

– Смотри, сейчас я поверну.

Кишки уже чуть не выскакивали из ушей, когда он выжимал тормоз до конца и ловил этот поворот, как ловят гребень волны.

Был момент, когда мы ехали на двух колесах.

– Блин, ты это видел? Ты видел это, гном?

Он всегда называл меня «гном». Эта кличка совсем не казалась мне смешной, но так уж он меня называл.

И не из-за роста: я был на два года младше, но почти такой же высокий, как и он. Мамина машина постепенно теряла скорость и наконец совсем остановилась. Прямо перед музыкальным магазином. Он обещал, что мы вместе съездим за дисками. Вот мы и приехали.

– Не дрейфь, все уже позади.

Это было очень на него похоже: сперва напугать до полусмерти, потом подбодрить.

Мы вошли в магазин, у них там было полно всякой всячины, даже совсем старые диски, которые мы давно искали. Насчет музыки вкусы у нас совпадали, нам всегда нравилось одно и то же. Он знал больше меня, но, если новую группу находил я, он почти всегда на нее западал.