Анатолий Андреев - Машина

— Митинги не митинги, а собрания были. Не каждый день, но были.

Фросин засмеялся:

— Только давайте сегодня без собраний обойдемся...

От группы молодежи в стороне послышался крик:

— Вон она! Идет, идет!

Земля, уже подсохшая, была бурой от прошлогодней листвы. Здесь, на пригорке, успела пустить робкие изумрудные стрелки молодая трава. Пронизанный солнцем лес, еще прозрачный в своей весенней обнаженности, был тоже бурым. Даль размывали поднимающиеся от земли испарения. Два цвета преобладали на земле: серый и коричневый — чуть розоватый, живой и теплый коричневый цвет. Надо всем этим опрокинулась пронзительно голубая чаша неба.

Фросин не сразу увидел впереди, на скрывающейся за деревьями серой ленте дороги, синюю, как осколок неба, Машину.

Она приближалась. Переваливаясь, съехала с дороги и покатила по целине, проминая своей тушей глубокие колеи во влажной оттаявшей земле. У пригорка она остановилась, мощно взревела двигателем. Пятьсот лошадиных сил бархатисто рокотали, звук празднично сливался с ярким солнечным светом, прохладным ветерком и восторженными улыбками людей.

Из Машины никто не вышел, лишь распахнулась дверца кабины. Фросин махнул рукой, в кабине кивнули ему в ответ.

Рокот моторов стал иным. В него вплелся новый, протяжный и упрямый звук. Медленно поднялась, выпрямилась за кормой Машины буровая вышка. Разошлись в стороны и уперлись в землю стальные лапы — опоры. Металлическая рука подхватила, поставила стоймя и вдвинула в вышку четырехметровый карандаш трубы. Мотор заревел надсадно. Труба завертелась и на глазах пошла вниз. Захват уже держал наготове следующую трубу. Ее приняли зажимы, свинтили с первой и она тоже ушла в землю.

— Достаточно! — дал отмашку обеими руками Фросин. Он стоял чуть впереди остальных, пристально следя за Машиной, ловя каждый доносящийся от нее звук.

Бурильная колонна была так же быстро извлечена из земли, развинчена и убрана на место. Легла на спину Машине буровая вышка. Машина отползла вперед, взревела в последний раз и смолкла. Из кабины выпрыгнули на землю водитель и двое регулировщиков, слегка оглушенные шумом двигателя и осознанием важности происходящего. Сергей выдвинулся из глубины Машины, но выходить не стал. Сел на водительское место у распахнутой дверцы, подставил лицо солнцу. Фросин не стал его окликать.

Водитель и регулировщики подошли к Фросину.

— Как аппаратура? — спросил он. Ему молча показали большой палец: на «пять», мол.

— Сколько километров накрутили?

— Сто пятнадцать.

Фросин удовлетворенно кивнул головой. Начальство молча стояло за его спиной.

— Ну что, пора обратно,— голос Фросина был обыденным.— Как и что — расспросим вас после.

Он огляделся. Весь цех стоял рядом, окружив их и Машину полукольцом. Он скользнул взглядом по серьезным мальчишеским и девчоночьим лицам — лицам слесарей, монтажниц, регулировщиков — и громко крикнул:

— Митинга не будет! Все ясно и так! Десять минут на сборы — и домой!

Никто не пошевелился — не верилось, что праздник кончился. И Фросин, чувствуя спиной пронзительный директорский взгляд, крикнул:

— От имени руководства — всем по два отгула! Сейчас приедете на завод, напишете заявления, отдадите мастерам — и гуляйте до пятницы. Ясно? Тогда выполняйте! Он с улыбкой проводил взглядом кинувшуюся с веселыми выкриками к автобусам ораву и с преувеличенно виноватым видом повернулся к директору.

— Ох и достукаешься ты, Фросин! — покачал тот головой. Фросин только развел руками.— Психолог, так тебя и так!

Тут он спохватился, что рядом стоит «экипаж» Машины и прикрикнул:

— А вы чего стоите? Была команда — на завод? Марш-марш! — И остановил Фросина: — Поедешь с нами, Виктор Афанасьевич. Ты уж, Василий Фомич, проследи там за народом, чтобы все в порядке было.

Фомич кивнул и грузно пошел-побежал к автобусам. Фросин посмотрел ему вслед и без всякой связи с окружающим подумал: «Как вернусь, надо сразу домой позвонить. Алия уже должна вернуться». На лицо его, как всегда, когда он думал об Алии, пробилась счастливая улыбка (блаженная — назвал эту улыбку однажды Фомич). Фросин не поворачивался к остальным еще некоторое время, потому что эта улыбка была только его. Его И ее...

Укатили автобусы. Взревела и уползла, набрав скорость, как только вышла на шоссе, Машина. Все уже собрались к УАЗику, как вдруг Гусев, показав рукой, по-детски восторженно воскликнул:

— Смотрите — родник!