Арно Шмидт - Респубика ученых

«Нет; отдел рукописей, к сожалению, уже закрыт . — Кстати, есть у вас «Готтфрид Беннет»?!: Вы имеете в виду Гордона Беннета или Готтфрида Бенна?» (Эх, в какой просак я попал!: Нет, и не Сэмюэл Беккет:» не беспокойтесь, ради бога, раз уж там закрыто.» Я как-нибудь при случае еще разок зайду.»)

Так вот что еще мне предстояло увидеть!: «Перед Вами частично — э-э — в большей своей части — ненапечатанная рукопись Вашего предка.»/«Только не спрашивайте ни о чем — ведь сегодня вечером, специально в Вашу честь, состоится премьера этой пьесы: Ах, вот оно что!» (Значит, мне еще придется, бог знает когда, тащиться в театр. Впрочем, клинописные каракули старика мне в любом случае не под силу расшифровать самому; разве что заглавие еще как-то можно разобрать: «Массенбах сражается за Европу». — Я и не подозревал, что подобное произведение вообще существовало на свете. — Но мог бы и раньше догадаться, что ради моих собственных прекрасных голубых глаз меня сюда никто в жизни бы не пригласил!).

«Позвольте выразить мою самую искреннюю благодарность: от всей души, поверьте: «You have given me much to think». [117] Вы предоставили мне богатую пищу для размышлений (англ.). (Что должно было бы, в сущности, означать: мне бы здесь поработать годик, ни о чем не заботясь! А может, эти библиотекари все наврали? Наговорили с три короба, раздули, обиженные тем, что не каждый здешний обитатель приползает сюда на полусогнутых каждый день, чтобы заполучить писания какого-нибудь старого неудачника, запойного курильщика и фантазера? Так что выслушаем-ка сначала другую сторону.)/ Меня подвезли, минуя театр, в административную часть города; к моей гостинице.

Прелестный, уютный пансион: две комнаты с ванной! Мои вещи уже были там. /Нет, мыться, пожалуй, не стоит; а вот свежую рубашку надеть надо. (Выложу-ка я все свои пожитки, а то буду копаться, терять понапрасну время; что-что, а найти затерявшуюся вещь — задача для меня непосильная. / Итак, мне уже подарили две книги. Если считать книгой папку с вложенной туда картой острова.)

Смотри-ка!: С любопытством открыв прелестный ящичек из красного дерева, я обнаружил в нем, на желтом бархате, полный набор островных монет. И, несмотря на спешку, я не мог не полюбоваться ими: классная работа! Чтобы по достоинству оценить ее, необходимо вооружиться лупой. (Самая большая монета достигала трех дюймов в диаметре, она была очень легкой и твердой. Соломенно-желтого оттенка.)/ Но мне уже нужно было бежать: ладно, монетами похвастаемся дома! (Надо полагать, мне удастся неплохо подзаработать на серии статей об острове, которые впоследствии будут изданы отдельной книгой: да их просто с руками оторвут, наверняка! И тогда можно будет купить небольшой домик; оборудовать там большую библиотеку; повесить на стены две-три настоящих картины…)

(И вот там-то, в таком доме, этим монетам и будет самое место!). -

Нет, до сих пор так и не увидеть ни одной знаменитости! — Ну, ладно, в театре-то уж наверняка собирается все «высшее общество», фигуры самого высокого полета. [118] Беспомощный перевод на английский «Haute Votee».

Так, блокнот в карман , и — вниз по лестнице: поспешай, Чарльз Генри!..

«Все время прямо по Центральной улице?» Не дальше ста фарсаков, и прямо выйду к театру, не ошибусь?: Благодарю Вас!» (А теперь ноги в руки и вперед, в указанном направлении: надеюсь, что его «фарсаки» окажутся не слишком длинными!) [119] Фарсак, персидская мера длины, колеблющаяся между 6,401 и 6,720 километра: древний «парасанг». — В данном случае тот, кто указывал Уайнеру дорогу, по-видимому, употребил это слово в шутку, как распространенную поговорку, в смысле «совсем близко». /Что это сияет вверху, чуть слева, какая-то очень яркая звезда? — :Ах, вот оно в чем дело; недавно появившаяся «сверхновая» в созвездии Рыси. Вот и общепринятая в наше время теория возникновения таких новых звезд видит причину этого в том, что жители Земли провели слишком много ядерных испытаний, в результате чего процесс развития звезд на данной стадии принял совершенно естественный характер.)

Ага, вот он — и впрямь не ошибешься: Театрон! (На площадке, образованной двумя его флигелями, конная статуя Шекспира, коня, коня, полцарства за коня!). (Так, а теперь резкий поворот, и вперед, к главному входу!).

Тянущаяся на добрых сотню метров колоннада (и, естественно, плохо приспособленные для ходьбы ступени, ведущие наверх; через каждые пару шагов приходится менять походку: черт бы побрал все дворцы на свете!)./А от одной из групп уже отделился мой янки, встречавший меня утром: «Хэлло, мистер Инглфилд!». «Хэлло, Уайнер!» — И, продолжая жевать резинку, он принялся рассказывать мне о здании театра./ В боковых крыльях расположены два кинозала. Кроме того, справа находится зал камерной музыки, слева — танцевальный зал. Тем временем отдельные группки собравшихся незаметно приблизились к нам; и он, жуя жвачку, стал во весь голос, не обращая ни на кого внимания, называть мне на ухо имена: /Имена!!: Теперь-то я видел их всех собственными глазами! При этом я старался тщательно запомнить все мелочи, все детали их внешности, их жесты, то, как они откашливаются и отхаркиваются, прочищая горло: вот волнистые седеющие волосы; склоненная в раздумье голова семидесятилетней блондинки; там кто-то театрально выпятил подбородок; рядом другой у колонны, сумрачно скрестив руки на груди: неужели и впрямь они все еще были столь тщеславны? Все еще хотели, чтобы о них беспрестанно писали, снимали фильмы, восхваляли их, обожествляли? (Для человека, пока он еще вынужден пробиваться, такое понятно: платежеспособная публика, как известно, любит, чтобы художник ни в чем не походил на обычных людей. Но собравшиеся здесь были абсолютно обеспечены и в финансовом, и в духовном отношении: и мне, пронырливому журналисту, скорее следовало бы ожидать от них пинка, чем такого приема!). / Нет, что за «фигуры»?!: Один отрастил себе рыжую шкиперскую бороду, что делало его, в его 25, вполне зрелым идиотом! («Hes going off next spring», [120] Будущей весной уезжает (англ.). уверил меня мой гид.) /Длинная, как мачта, скульпторша с гладкой черной прической «пони» и бесконечно длинной шеей (которую обнимал массивный обруч из слоновой кости, толщиной с большой палец) подошла к нам мелкими шажками; это была подруга Инглфилда; она помогала ему в его объяснениях. — «Пора и нам потихоньку заходить».