Арно Шмидт - Респубика ученых

Подошли к огромному прямоугольному письменному столу (бронзовые проходимцы в спадающих штанах поддерживали его с четырех сторон: [102] Автор имеет в виду отлитую из бронзы скульптуру «Четыре плотника», созданную доном Педро де Сапотека-и-Ринкон специально для этой цели. на нем лежала «Золотая книга» острова; скорее уж, предмет меблировки; целый фолиант. На специальной резной, ручной работы, подставке. / Он открыл для меня чернильницу:

«Можно задать вам один вопрос , мистер Уайнер?: Какое отношение вы имеете к тому старому немецкому писателю, который — хотя всего лишь в шутку — был, как мы установили, первым автором проекта такого острова: он вам не родственник?»/Ну что ж, выкладывай свою ксиву, да не забудь про фамильное древо (он сделал вид, будто мои документы его не интересуют; но тем не менее внимательно просмотрел каждую бумажку!):

Я, Чарльз Генри Уайнер, родился в 1978 году в Бангоре, штат Мэн. / Мой отец: Давид Михаэль, родился в 1955 году. /Его мать Ева Кислер, 1932 г. р. (Он внимательно слушал, считал и кивал головой). /: Ее мать, Люси Шмидт, родилась в 1911 г.: «Он был ее братом!». (Их отец, Фридрих Отто, родился в 1883 г.).

«Ах та-ак.» пробормотал он, умиротворенный многочисленными печатями разных официальных инстанций на фотокопиях с подлинных документов (которые я ему подарил, что все равно собирался сделать, — в конце концов это была лишь смягченная форма паспортного контроля)./ «Так он, значит, был вашим э-э…: двоюродным прадедушкой.» Я утвердительно кивнул: «Моя бабушка знала его лично. Она рассказывала мне разные истории о нем». /Какого сорта были эти истории, я ему, конечно, из осторожности не сказал; большинство их заканчивалось «fogging». [103] Здесь: двусмысленно, сомнительно (англ.). Он не был «утонченным», мой двоюродный прадедушка, хотя рост имел средний./ «Ах, это наверняка заинтересует директора нашего архива. Он сейчас работает над летописью острова; и такое вот предисловие придаст ей особое очарование.»

Но вернемся к «Золотой книге»: он застенчиво кашлянул, когда я — без всякой задней мысли — принялся ее листать. («Бросьтыэто, бросьтыэто, бросьтыэто!» нервно выстукивали его пальцы; но я не обращал внимания: то, что мне прямо не запрещают — таких запретов и без того много! — то дозволено). /И, подумайте, что там было понаписано!: они совершили большую глупость, когда постановили, чтобы каждый житель или посетитель острова дважды делал запись в этой книге: по прибытии — на верхней половине пронумерованного листа; а перед отъездом — на нижней.

И вот один отъезжающий художник, нисколько не стесняясь, излил свою душу (и разница между благонравной записью вверху и жуткой мазней внизу была просто потрясающая! Вверху пламенные признания: «Я счастлив честь…. все свои силы… благо человечества… самоотверженно.» Внизу пьяной рукой нацарапано: «Все дерьмо: Твоя Элли!».) /Или вот здесь, то же самое, но переведенное на канцелярский язык: Вверху: «Здесь, наверное, хорошо жить…….». Внизу: «Честный человек: беги из этой страны!». / Он так терпеливо вздыхал, что, сделав над собой усилие, я сжалился над ним и раскрыл предназначенную для меня страницу. /«Да-да; некоторые ведут себя, как малые дети.» -

Да! — И он обрадованно кивнул при виде аккуратной надписи (вверху я кратко и скромно указал: побудительная причина — двоюродный дедушка, цель — репортаж)./. «Да, значит, послезавтра вы уезжаете — уже уезжаете, так-так. — Хочу вам предложить: поезжайте сейчас вместе с нашим архитектором на башню, чтобы составить себе первое представление и увидеть панораму. В любое время вы можете прервать осмотр и спуститься ко мне в статистическое бюро: где я буду рад дать вам любые необходимые данные о нашем населении и т. д. — Согласны?» (Нажал под столом на кнопку звонка. Тотчас же появился городской архитектор (он, очевидно, уже ожидал за дверью); под мышкой у него была зажата папка из плотного картона. -

Под самой крышей башни была устроена узкая галерея: «Ахх!»/. -.:!!/ Весь остров лежал перед нами, как на рельефной карте! Сначала я нетерпеливо обежал галерею (что-нибудь обязательно запечатлеется в зрительной памяти — закон психологии!); потом вернулся к архитектору, тот раскрыл папку и обиженно сунул ее мне под нос: точный план острова; 3 дюйма — 1 миля/ то есть, приблизительно э-э 1:20000, отлично/. И стал сверять план с панорамой. Он заговорил тоном хорошо вышколенного экскурсовода:

«ИРАС, от носа до кормы, имеет ровно три мили; [104] 4827 метров в соответствии со старонемецкой мерой. В дальнейшем во всех случаях, где это окажется целесообразным: как-то — сложные или крупные числа, — я буду переводить их в метрическую систему. (Чем одновременно будет достигнута наша цель и разработан столь необходимый нам способ кодирования.) ширина 1,7…» Но я тут же перебил его (во-первых, из принципа: я никому не позволю командовать мной!/ Ну и к тому же в данную минуту меня интересовали совсем другие проблемы, а не его десятые и сотые — риф, на котором столько любознательных людей терпит катастрофу: все это я сам могу вычислить по карте с помощью циркуля!).