Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены

– Не верю я тебе, – говорит она и вдруг бросается на меня в порыве, толкая на садовый стул.

Из кухонного окна высовывается Мадлен.

– Сай! – вопит она так, что в ушах звенит. – Наших бьют!

Как нападающий студенческой команды, которым он был когда-то, Сай выскакивает из дверей, вниз по ступеням, к Софии, и налетает на нее, как строительный шар, которым стены ломают. Софию отбрасывает в сторону.

Проходят секунды. София встает, отряхивается, смотрит на Сая.

– Спасибо, – говорит она. – Наверное, я о корень споткнулась. – Потом поворачивается ко мне со словами: – Ну, не пропадай.

И уезжает.

Я пишу эсэмэску Черил, что она была права насчет Софии. Она в ответ спрашивает, не предложила ли София треугольник.

«Да, а откуда ты знаешь?»

«Она сперва меня спросила, – пишет Черил. – Я сказала, что решать тебе, но она должна была спросить. – Пауза. – Ты меня знаешь, – пишет она дальше. – Мне все такие варианты интересны…»

Черил приглашает нас с Мадлен и Саем приехать к обеду в этот уик-энд – перед ее отъездом на месяц в Мэн.

«Дворбекю, – пишет она. – Барбекю во дворе, с Эдом и мальчиками».

Сай и Мадлен оживляются.

– Сколько лет уже нас никто не звал к обеду, – говорит Мадлен, а потом громко шепчет, что после грехопадения Сая они сильно упали в глазах всех, кого тогда знали.

– Никуда я не грехопадал, – бурчит Сай. – Украл себе немножко денег, и все. Это куда чаще бывает, чем ты думаешь.

Мы с Мадлен готовим желе в формочках: кусочки ананасов – в зеленом, дольки мандаринок – в желтом, зеленые виноградины – в красном. Никогда раньше не делал желе – это волшебная штука.

Мы приезжаем к Черил. Во дворе густой дым и такой же густой аромат горячего мяса.

Трое мальчишек, Тэд, Брэд и Лэд, помогают отцу, который возится возле сооружения, напоминающего земляной очаг или древний нужник.

– Мы тут свою коптильню построили, – говорит Эд, приветствуя нас.

– Это не запрещено? – спрашиваю я.

– Вполне разрешено, домовладельцы имеют право, – отвечает он.

– Надеюсь, что соседи ваши не вегетарианцы, – говорю я.

– Я вырос, коптя мясо, – рассказывает Эд. – Мы с отцом охотились и свежевали сами все, что добудем – птицу, оленину и так далее. – Эд хлопает меня по спине. – Недостает мне товарища на охоте, – говорит он. – Мои мальчишки на это не подсели. Может, с вами получится?

– Может быть, – отвечаю я, уверенный, что охотиться с мужем моей партнерши по сексу – не самая удачная мысль.

Мы садимся обедать. Я оказываюсь между Мадлен и Саем. Тэд, Брэд и Лэд – по другую сторону стола для пикников, и их выпирающие из рам фигуры сильно нарушают равновесие. Мальчики раздают картофельный и капустный салаты и кукурузные лепешки, а Эд тем временем открывает коптильню, и мы все едва не задыхаемся.

– Все это сделали вы?

Эд и Черил кивают:

– Мы любим все делать сами.

Все невероятно вкусно, за гранью восхитительного – райское блаженство почти.

– Не представляю, как это у вас получается, – говорю я Эду, когда Черил отходит унести посуду со стола.

– Мне очень повезло, Хар, – говорит он, на ходу награждая меня новым прозвищем. – Мы с Черил принимаем друг друга – в хорошем и в плохом. Жизнь долгая – что толку придираться друг к другу? У меня каких-то жестких суровых правил нет – будь доволен, радуйся жизни.

Я не могу понять, то ли Эд гений, то ли дебил.

Черил возвращается, неся наше желе, выложенное на блюдо. Оно трясется, как жирная тетка. Мальчики приносят контейнер домашнего мятного мороженого.

Мы приступаем, и все идет хорошо, но после третьей порции Сай вдруг вспоминает, что совершенно не переносит лактозы, и несется со всех ног в дом.

Несмотря на девяностоградусную жару [10], Мадлен и Сай все время мерзнут, ходят в кардиганах в доме и на улице. Я вытаскиваю из подвала старые москитные сетки, ставлю их на окна и отключаю кондиционеры. Лето становится таким, как в давние годы: днем нарастает жара. Тесси лежит на кафельных плитках в прихожей и тяжело дышит. Во второй половине дня приходят грозы, а ночью в сетки меланхолично бьются ночные бабочки.

Июль идет к концу, все растягивается, лениво и медленно от жары. Мадлен и Сай уходят в мир давно прошедшего. Что-то есть очень красивое в их призрачных, медленно испаряющихся повествованиях, несущих на себе следы редактирования, вычеркивания и запертых дверей – давным-давно убранных из жизни событий.

Я их вывожу на концерты в парк, где в раковине на эстраде играют исполнители, смотрю, как они танцуют по траве, словно вернулись на тридцать лет назад.