Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены

– Какие?

– Ловите мужчин в продовольственном магазине и едете за ними домой?

– Нет, – отвечает она. – Просто сейчас убиваю время.

– До пятичасового сеанса в кинотеатре «Йонкерс»?

– Где котята? – спрашивает она.

– Наверху.

Я отвожу ее в главную спальню, очень сильно изменившуюся с тех пор, как она превратилась в кошачью детскую.

– Бог ты мой! – Она опускается на четвереньки и ползет к ящику с котятами. – Какие же они умилительные!

Котята действительно умилительны: они уже расхаживают и слегка играют, а королева, кажется, не против разрешить мне с ними поиграть…

Я меняю им в ящике полотенце.

– Стирки много, – говорю я.

Она берет котенка и трется о него лицом. Королева недовольна.

– Лучше не брать их на руки, – говорю я.

– Прошу прощения.

Я смотрю на нее, стоящую на четвереньках в довольно-таки пахучей «кошачьей».

– У вас муж есть?

Она мотает головой.

– А бойфренд?

– Был, сейчас нет.

Мы еще несколько минут играем с котятами, потом спускаемся. Я рефлекторно включаю телевизор. Как будто мне нужна поддержка – голоса, имитация вечеринки. И когда я нажимаю кнопку, то невольно вспоминаю Джорджа, у которого телевизор был включен всегда.

Я смотрю на женщину и говорю:

– Когда мама предупреждала: не разговаривай с незнакомыми, тому была причина.

– Можно переключить канал? – спрашивает она.

Видимо, так она просит сменить тему.

– Не вопрос, – отвечаю я и делаю вид, что нажимаю кнопку у себя на животе – щелк! Канал сменился. – Вы есть хотите?

– Нет, я по-настоящему: можно переключить канал? Мне мозги надо проветрить. Можно на что-нибудь не типа заголовки новостей, а настоящее шоу, вроде «Два с половиной человека»? Ну, такое… жизнерадостное что-нибудь?

«Шоу, которое начинается с кокаиниста, вора и насильника, – жизнерадостное?» – думаю я, но молчу.

– Да, конечно. – Я переключаю канал. – Вы знаете, это же не настоящие люди там смеются.

– Когда-то были настоящие, – отвечает она, и больше сказать нечего. – Тут как-то холодновато.

– Хотите свитер? – В шкафу в коридоре еще остались вещи Джейн. Я даю гостье что-то вроде сиреневого свитера.

– Так ты женат, значит.

– Жена моего брата. Она ушла от нас, так что оставьте себе.

– Он кашемировый, – говорит она, будто чувствует себя обязанной раскрыть мне глаза на то, что я отдаю.

Когда она надевает свитер, я вспоминаю, как его носила Джейн, и я тогда замечал округлости ее грудей и не мог удержаться, чтобы не тронуть их, убедиться, что они на ощупь так же прекрасны, как на взгляд: манящие, нежные, сексуальные. Сейчас на другой женщине это выглядит иначе, но все равно некоторое особое действие оказывает.

– Закусим? – спрашивает она.

– Мне приготовить ваши сырные палочки?

– А что еще у тебя есть? – спрашивает она так, что я думаю: а зачем она эти палочки купила? Сохраняет для какого-то лучшего случая?

Покопавшись в морозилке, нахожу старые сосиски в тесте и заталкиваю их в тостер.

– С пылу, горячие, – предупреждаю я, принеся их через одиннадцать минут – в третий перерыв на рекламу.

– Не знала, что их делают для домашнего употребления.

– Извините, – говорю я, не совсем поняв смысл ее слов.

– Я думала, их только конторам по обслуживанию продают. – Она макает сосиску в дижонскую горчицу и откусывает кусочек. – Вау, отлично. Прямо слезу вышибает. Что это?

– Дижонская горчица?

В голове у меня одна-единственная мысль: ну как это ты ни разу в жизни дижонской горчицы не пробовала?

Закуски кончаются, мы еще смотрим телевизор, а потом она говорит, что не наелась.

– Тут есть рядом доставка?

– Понятия не имею.

– Что пицца тут есть, я знаю, – говорит она.

– Съел на ленч. Китайскую еду?

– А они доставляют?

Я звоню в свое привычное заведение.

– Это я, – говорю. – Посетитель, который «половина остро-кислого супа и половину яичницы-болтушки». У вас доставки нет?

– Болеете, не можете приходить?

– Вроде этого.

– О’кей, что вы будете хотеть?

Я смотрю на женщину:

– Двойную порцию моего обычного супа, пару яичных роллов, порция свинины мушу и креветки в кисло-сладком соусе. Еще что-нибудь? – спрашиваю я у женщины.

– Печений с предсказаниями, – говорит она достаточно громко, и человек, принимающий заказ, ее слышит.

– Сколько вы будете хотеть?

– Шесть, – говорит она.

Я даю адрес и телефон и включаю наружное освещение. Через несколько минут после этого, прервав пустой разговор и волнуясь, что доставщик не найдет дом, предлагаю ждать во дворе. Мы садимся на переднем крыльце. Что-то чудесно-меланхолическое есть в том, чтобы сидеть на улице весенним вечером, смотреть на исчезающий закат на фоне темнеющей голубизны, на контуры старых толстых деревьев, зеленеющих свежей и яркой листвой, ощущать неожиданную и легкую щекотку теплого бриза. И почему-то приятно быть живым.