Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены

Эшли протягивает мне жвачку:

– Чтобы изо рта не пахло.

– Спасибо.

– Так чего? – спрашивает сестра.

– «Тамз» у вас есть, от изжоги?

– Последнюю сегодня утром сама съела. В списке на заказ написала. – Она хлопает ладонью по длинному списку у себя на столе. – Пару коробок печенья на дорогу?

– Конечно, – говорю я. Вынимаю двадцать баксов, и дети выбирают печенье из огромного ящика. Сестра дает мне мини-баночку имбирного эля и соломинку, советуя взять банку с собой и пить медленно.

– Мы здесь весь день и полночи, сколько парк открыт, – говорит она. – Так что если что нужно, прямо зовите меня или скажите, чтобы позвали. Тут все знают, где меня найти.

Я протягиваю руку для пожатия, но она не соглашается.

– Нельзя, – говорит она, вытряхивая на ладонь щедрую порцию «Пюрелла» и побуждая нас сделать то же самое. Мы отмываем руки, берем печенье и прощаемся с сестрой. На придорожной заправке я покупаю себе большую старомодную слишком дорогую бутылку «тамз» и закидываю их по одной в рот.

– Как резиновые медведики, – говорит Эшли.

– Меловые медведики, – отвечаю я.

Посреди ночи Нейт просыпается от боли в животе и просит меня сопроводить его в туалет, где прованивает все помещение взрывным поносом.

– Спусти воду, – говорю я, когда он выстреливает длинную очередь, и он спускает.

Я ищу спички, чтобы их зажечь, но, видимо, сейчас в гостиницах уже не найти в номерах ни пепельниц, ни спичек.

– У меня в сумке есть, – говорит он. – В наружном кармане.

Я даже не спрашиваю, зачем они ему. Зажигаю всю пачку. Через несколько минут звонит телефон. Нейт берет трубку рядом с унитазом и протягивает мне.

– Чем могу служить?

– Из вашего туалета сигнал задымления, – сообщает портье.

– Мы не курим, мы какаем, – отвечаю я, думая, не отравили ли нас, не вырубили ли начисто на этой колониальной кухне.

– Извините за беспокойство, – говорит портье.

– Вот так думаешь, что у тебя нормальная семья, – говорит Нейт, тужась на унитазе. Я дышу через рот и пытаюсь внимательно слушать. – А вдруг случается что-то такое, и оказывается, что не так уж все нормально. – Из него вырывается мощный залп. – Я не про это, – хлопает он ладонью по унитазу. – Я про маму и папу. Вот звонят тебе по телефону, и жизнь уже не та… – Оглушительный зловонный выхлоп из зада. – Извини, – говорит он. – Ты не обязан тут со мной стоять.

Я молча пожимаю плечами. А он вдруг говорит, не вставая:

– Меня тошнит.

Я пододвигаю ему мусорное ведро, в которое, к счастью, вложен пластиковый пакет. Нейта выворачивает с двух концов одновременно, и мне очень его жалко.

– Может, доктор нужен? – спрашиваю я.

Он мотает головой.

– Нет, такое уже бывало. Все будет нормально.

И его снова тошнит.

– Похоже, мы подцепили что-то, – говорю я, пытаясь прояснить ситуацию.

– В каком смысле?

– Сначала я, потом ты. Будем надеяться, что Эшли и Рикардо это минует.

– Гадские мятные печеньки. – Нейт сплевывает в ведро. – Как он тебе?

Я молчу.

– А по мне, он очень смешной, – говорит Нейт. – На Чарли Чаплина похож.

– Чем это?

– Как он ходит, какой неуклюжий. И лицо совсем как резиновое.

– Как ты думаешь, он умный?

– А разве это важно? – с некоторой враждебностью спрашивает Нейт.

– Хороший вопрос.

Мы возвращаемся досыпать. Мне снится, что я лечу в Южную Африку. В аэропорту мне сообщают, что единственный способ – это выброска с парашютом из багажного отсека самолета. Еще меня информируют, что мать прислала мой старый чемодан из «спящего лагеря» и он уже на борту. Я соглашаюсь, и когда самолет набирает пятнадцать тысяч футов, залезаю в свой старый чемодан. В этом чемодане меня выталкивают в кормовой туалет и говорят, что когда кто-нибудь спустит воду, раздастся ухающе-свистящий звук и меня выбросит вакуумом.

Я пытаюсь задавать вопросы, но в ответ все только пожимают плечами:

– Просто это так делается.

Это какой-то гибрид сна, который мог бы присниться Любопытному Джорджу – обезьянке из мультика, с террористическим захватом. Ясно, что я должен был этого ждать: на мне надет гигантский парашют, и я его замечаю, уже только когда падаю. Еще не успев проснуться, я дергаю кольцо и парю, поймав невидимый поток высоко над саванной, по которой бродят жирафы. Просыпаюсь я в три часа ночи, руки над головой, все еще цепляются за стропы парашюта. Нейт сидит в кресле и вяжет.

– Ну и что? – спрашивает он недружелюбно.

– Да ничего.

– Я вяжу, когда заснуть не могу. Очень успокаивает.