Евгений Бабушкин - Песенка песенок

6. И сказал дядька Витька:

— В храме божием бывали? Кругом источники света. Но темно, как под юбкой. Жарят отличные песни. Но никто не подпевает. Вроде Пасха давно прошла и больше не будет, но на улицу не хочется — некуда. Толпа и пустота. И вдруг ты слышишь странный звук: дышат люди. Думают о всяком дерьме, но дышат в лад. Батюшка пьяный придурок, а дьякон спит с выдуманной овцой, но и они дышат, хриплый у них вдох-выдох. Ты чувствуешь кожей и ухом, как душно кругом и надышано. Понятно, да? Вот сейчас с тобой то же самое происходит, пока ещё не самое важное, но жить уже погорячей. Время скрутило твоё слабое брюхо. Вроде жизнь была — будто полон рот мятой бумаги, годы царапали горло. А сейчас чувствуешь: кругом уже живые люди. Дышат. И минуты ползут, как вши по яйцам. И тебе больно, ай больно, ай больно, блядь, тебе становится за всё бездарное и пустое, и ты ешь ладони от боли. Доброе утро. Конец теоретической части.

Рыжий мужик перекрестился и добавил буднично:

— Было дело, девочка сняла с вас мерки, пока вы лежали от водки. Вещи готовы, из подсобки заберёте. Как наденете — сразу полдела, всё поймёте. В карманах там весёлые штуковины. Бог создал удивительных и всяких тварей, а товарищ Макаров придумал так, чтобы все были одинаково мёртвые. Не слишком-то бабахайте. А теперь уходите в город, — сказал дядька Витька, махнул головой и пропал под мебель.

7. Дары лежали в непонятных мешках. У Энди оказался костюм бутерброда с весёлым соевым мясом. У Зацовера — костюм небоскрёба с человеческими глазами. Свой костюм красной белки Таисия оставила в городе, в чемодане. В карманах лежало по пистолету системы «Макаров» — Таисия сказала, у неё такой же.

8. Утром райцентр был тих. Зацовер шёл и чувствовал во рту загадочный металл. Солнце обнажило кривые дома и пустые кусты. Луч упал на рекламный щит в три человеческих роста — нарисованная от руки Золушка с глазами разного размера. По Золушке ползли слова с развратными завитушками: «Тут не так-то просто взять вот так вот и поменять вот так вот свою жизнь резко и внезапно. Мы тут зажаты в рамках маленького пространства, где прошлые неудачи нам постоянно припоминаются в совершенно неожиданных ситуациях. Знай и люби свой город». Ниже, мелкими буквами: «По заказу районной администрации». Ещё ниже, старательной детской рукой: «Дед Мороз и Снегурочка — хуй и пизда».

Зацовер, Энди и Таисия медленно шли к станции, почти счастливые от бессонницы и бессмыслицы.

— У меня есть двести миллилитров водки, — сказал Энди Свищ и достал из ниоткуда бутылку. — Выпьем за то, чтобы однажды проснуться в кино.

Они выпили водки, и жизнь сделала ещё один круг.

9. Электричка смердела всё так же и была, кажется, всё та же, они поставили мешки в проход, пассажиры запинались и скучно, автоматически матерились.

— С тебя притча, Зацовер, — сказала Таисия. — Коротенькая.

Зацовер сказал:

— Встретились как-то раз Гамлет, Фауст и герои итальянских опер, такие, знаете, в сюртуках и жабо. И начали разговаривать. «Не грузи», — сказал Гамлет призраку. «Не еби мозги», — сказал Фауст пуделю. «Relax, take it easy», — спела Сюзанна, и Фигаро смолчал. Дальше ничего не было, ни трагеди, ни комеди, ничего.

Если я когда-нибудь спою так же, выстрелите мне в рот, пожалуйста.

Зацовер решил, что слишком много думает о своём теле и начал думать о телах других людей.

Вскоре все кое-как уснули, и поезд качал их.

1. Однажды Пандоплеву разбили голову балалайкой. Много лет он носил злой шрам поперёк лица. Исполняющий обязанности заместителя начальника руководителя отдела по расследованию особо важных дел следственного управления следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации по городу младший советник юстиции Олег Пандоплев, так называлась его должность, и всё было правдой, но где-то на полпути терялся смысл. Когда приезжало начальство, Пандоплев прятался в синий мундир с некоторым количеством фальшивых звёзд. В остальное время надевал рубашку в тонкую полоску, пальто в ёлочку, клетчатый шарф и предпочитал рябить. В ведомстве не помнили его лица и даже шрама не помнили.

2. В городе всё клали новые дороги поверх старых, и на обочине человек-пончик подрался с человеком-грузином: не поделили рекламный рынок. Уроды толкали друг друга в плюшевую грудь.

— Мы должны научиться вести себя так же, — сказала Таисия. — Смотрите, как они шевелятся, как прохаживаются, как пробуют почесаться, как им жарко в жару и холодно в холод, как они раздают свои поганые буклеты, проспекты и флаеры. Они самые обездоленные. Знаете, сколько они в час получают? Ходячее унижение улиц, пролетариат рекламы.