Маргарет Этвуд - Слепой убийца

Ночь перед свадьбой я провела в лучшей спальне Уинифред.

– Стань красавицей, – сказала она весело, намекая, что я не красавица. Она дала мне кольдкрем и бумажные перчатки; надо было намазать руки, а потом надеть перчатки. От этого руки должны стать белыми и мягкими – как сырой свиной жир. Стоя в ванной, я прислушивалась, как вода падает на фаянс, и изучала себя в зеркале. Я казалась стёртой и невыразительной, точно обмылок или луна на исходе.

Из своей спальни в ванную вошла Лора и села на крышку унитаза. Входя ко мне, она никогда не стучалась. В простой белой ночнушке, которую прежде носила я; волосы зачесаны назад, и пшеничный «хвост» свешивался через плечо. Босиком.

– Где твои тапочки? – спросила я. Лора скорбно смотрела на меня. С таким лицом, в белой рубашке и босиком она походила на осужденную – на еретичку со старых полотен, которую везут на казнь. Она сжимала руки; между стиснутыми пальцами – круглый просвет, точно для зажженной свечи.

– Я их забыла.

Полностью одетая, Лора из-за своего роста выглядела старше, чем на самом деле, но сейчас казалась моложе – лет двенадцати, и пахла, как ребенок. Это из-за шампуня – она пользовалась детским шампунем, потому что он дешевле. Всегда экономила на мелочах. Лора оглядела ванную, потом уставилась на кафельный пол.

– Я не хочу, чтобы ты выходила замуж, – сказала она.

– Ты достаточно ясно дала это понять, – отозвалась я. На всех церемониях – приемах, примерках, репетициях – Лора оставалась мрачна; едва вежлива с Ричардом, тупо покорна с Уинифред, будто служанка по контракту. Со мной – сердита, точно эта свадьба – в лучшем случае, злонамеренный каприз, в худшем, – предательство. Сначала я думала, она завидует, но это было не совсем так.

– Почему мне не выходить замуж?

– Ты слишком молодая, – ответила Лора.

– Маме было восемнадцать. А мне почти девятнадцать.

– Но она по любви. Она этого хотела.

– А с чего ты взяла, что я не хочу? – раздраженно спросила я. Она немного подумала.

– Ты не можешь этого хотеть, – сказала Лора, поднимая глаза. Глаза влажные и красные – она явно плакала. Я разозлилась: какое право она имеет плакать? Если уж на то пошло, плакать следовало мне.

– Дело не в моих желаниях, – сказала я резко. – Это единственный разумный выход. У нас нет денег, ты обратила внимание? Хочешь, чтобы нас выбросили на улицу?

– Мы могли бы пойти работать, – сказала Лора. Рядом с ней на подоконнике стоял мой одеколон; она машинально себя опрыскала. «Лиу» от Герлена, подарок Ричарда. (Выбранный Уинифред, о чем она поставила меня в известность. Мужчины так теряются в парфюмерном отделе, не правда ли? У них там кружится голова.)

– Не глупи, – сказала я. – Что мы будем делать? Разобьешь – голову откручу.

– Мы кучу всего можем делать, – неопределенно заметила она, ставя одеколон на место. – Устроимся официантками.

– На их жалованье не проживешь. Официантки зарабатывают гроши. Унижаются ради чаевых. У них у всех плоскостопие. Ты даже не знаешь, что сколько стоит, – сказала я. Будто учила птицу арифметике. – Фабрики закрыты, Авалон разваливается, его собираются продавать, банки берут нас за горло. Ты на папу смотришь? Видишь, как он выглядит? Он же совсем старик.

– Значит, это ради него? – спросила она. – Вот оно что. Тогда понятно. Ты смелая.

– Я делаю то, что считаю правильным, – заявила я, почувствовав себя очень добродетельной и такой несчастной, что чуть не заплакала. Но тогда все речи насмарку.

– Это неправильно, – сказала Лора. – Совсем неправильно. Ты ещё можешь все отменить, ещё не поздно. Убежать и оставить записку. И я с тобой.

– Перестань, Лора. Я уже достаточно взрослая. Сама знаю, что делаю.

– Но ведь придется разрешить ему к тебе прикасаться. Не просто целовать. Тебе придется…

– Обо мне не беспокойся, – перебила я. – Оставь меня. У меня глаза открыты.

– Да, как у лунатика, – сказала Лора. Она взяла мою пудреницу, открыла её и понюхала, умудрившись изрядно просыпать на пол – Ну, зато у тебя будет красивая одежда, – прибавила она.

Я её чуть не убила. Разумеется, этим я втайне и утешалась.

Лора ушла, оставив за собой белые следы, а я села на кровать, глядя в раскрытый пароходный кофр. Очень модный чемодан – светло-желтый снаружи и темно-синий внутри, со стальной окантовкой, металлическими звездочками поблескивают шляпки гвоздиков. Аккуратно упакованный, в нём все необходимое для свадебного путешествия, но он точно вместилище мрака и пустоты – пустой космос.