Маргарет Этвуд - Слепой убийца

Меня ждал перекрестный допрос Ричарда. Рассказ про машину и гараж можно не менять, только прибавить, что я встречалась за чаем с Лорой, а ему не рассказала, не желая волновать по пустякам перед ответственной речью. (У него теперь все речи ответственные: Ричард примеривался схватить удачу за хвост.)

Когда автомобиль сломался, Лора была со мной, скажу я; мы вместе ездили в гараж. Я забыла сумочку, Лора, наверное, её подобрала, а уж потом – пара пустяков явиться наутро вместо меня и забрать мою машину, расплатившись поддельным чеком из моей чековой книжки. Для правдоподобия вырву чек. Спросят, где гараж, скажу – забыла. Спросят ещё что-нибудь – расплачусь. Как я могу, скажу я, в подобный момент помнить такую мелочь?

Я пошла наверх переодеться. В морг нужны перчатки и шляпка с вуалью. Там уже могут быть репортеры, фотографы. Поеду на машине, подумала я, и вспомнила, что машина теперь – груда металлолома. Придется вызвать такси.

Еще нужно позвонить в контору и предупредить Ричарда. Едва поползет слух, на Ричарда тут же налетят трупные мухи. Он чересчур известен. Он, конечно, захочет подготовить заявление о том, как мы скорбим.

Я набрала номер. Трубку сняла нынешняя молодая секретарша. Я сказала, что дело срочное – нет, через неё не могу передать. Могу говорить только с Ричардом.

Какое-то время его искали.

– Что стряслось? – спросил он. Он не любил звонков на работу.

– Произошло ужасное несчастье, – сказала я. – С Лорой. Она была за рулем, и машина упала с моста.

Ричард молчал.

– Это была моя машина.

Ричард молчал.

– Боюсь, Лора погибла, – прибавила я.

– О боже. – Пауза. – Где она была все это время? Когда она вернулась? И что она делала в твоей машине?

– Я подумала, что лучше сказать тебе сразу, пока репортеры не сбежались, – сказала я.

– Да, – отозвался он. – Это мудро.

– А сейчас мне нужно ехать в морг.

– В морг? – спросил он. – В городской морг? За каким чертом?

– Её туда отвезли.

– Ну так забери её оттуда, – сказал он. – Перевези в какое-нибудь место поприличнее. Более…

– Закрытое, – сказала я. – Да, я так и сделаю. Я ещё должна сказать, что у полиции имеются подозрения – полицейский только что был здесь, – они предполагают…

– Что? Что ты им сказала? Что предполагают? – Он явно встревожился.

– Только лишь, что она сделала это нарочно.

– Чушь! Наверняка несчастный случай. Надеюсь, ты так и сказала.

– Конечно. Но были свидетели. Они видели…

– Она оставила записку? Если оставила, сожги.

– Их двое – юрист и кто-то из банка. На ней были белые перчатки. Они видели, как она вывернула руль.

– Обман зрения, – сказал он. – Или пьяные были. Я позвоню адвокату. Я все улажу.

Я положила трубку. Пошла в гардеробную – понадобится черное и носовой платок. Нужно сказать Эйми, подумала я. Скажу, все из-за моста. Скажу, он рухнул.

Я открыла ящик с чулками, – там они и лежали, пять тетрадок, перевязанных бечевкой, дешевых школьных тетрадок времен мистера Эрскина. На обложке – Лорино имя, печатными буквами; её детский почерк. А ниже: Математика. Лора ненавидела математику.

Старые классные работы, подумала я. Нет, старые домашние работы. Зачем она мне их оставила?

Тут я могла бы остановиться. Предпочесть незнание. Но я поступила, как ты – как ты, если ты досюда дочитала. Я предпочла знать. Как большинство из нас. Мы хотим знать, несмотря ни на что, мы готовы к увечьям, готовы, если надо, сунуть руку в огонь. И не только из любопытства: нами движет любовь или горе, отчаяние или ненависть. Мы неустанно шпионим за мертвыми: вскрываем их письма, читаем дневники, перебираем их мусор в поисках намека, последнего слова, объяснения от тех, кто покинул нас, кто оставил нас тащить эту ношу, что подчас оказывается гораздо тяжелее, чем мы думали.

А что сказать о тех, кто оставляет путеводные нити, чтобы мы в них путались? Что ими движет? Самовлюбленность? Жалость? Месть? Простое стремление существовать, вроде нацарапанных на стене туалета инициалов? Сочетание присутствия и анонимности – исповедь без наказания, истина без последствий, – в этом есть своя прелесть. Так или иначе, смыть с пальцев кровь…

Те, кто оставляет такие улики, едва ли вправе жаловаться, если потом придут чужаки и сунут нос во все, что когда-то их не касалось. И не только чужаки – ещё любовники, друзья, родственники. Мы все вуайеристы, абсолютно все. Почему мы уверены, будто нечто из прошлого принадлежит нам просто так, ибо мы его нашли. Все мы превращаемся в кладбищенских воров, едва вскрываем не нами запертые двери.