Василий Аксёнов - Весна в Ялани

Автопилот будто включается – сам расслабляюсь сразу же, в автобус только сяду. Если пешком идти, могу тут, в городе, глаза закрыть, открыть в Ялани только – не собьюсь – так изучил эту дорогу; во сне хожу по ней, не только в памяти.

Мёдом тебе намазано в Ялани?

Может.

И бабушка внукам рада-радёшенька, и те довольны – им раздолье. Любят они в Ялани гостевать . Бабушка в огород, они за нею. Бабушка кур кормить, и внуки рядом. Она во двор поить бычка, они туда же. С собой доить лишь не берёт – корова будет волноваться, беспокоиться . Мать улыбается и говорит про них: как хлястики. Веник дала – они по очереди им настил в ограде подметают – веник с них ростом, – усердствуют друг перед другом. И перед бабушкой, конечно. А та их хвалит: вот уж, мол, труженики, вот помощники.

А то.

Затопил баню. И говорю матери: прогорит, подкинешь дров. Подкину, говорит. А ты куда, Ваня, далёко? – спрашивает. Да нет, говорю, недалеко. Долго-то, просит, не ходи, скоро уж вечер, и дети будут, дескать, ждать. Да я на час – на полтора, мол.

– Ну, не обманывай.

Да нет, мол.

Сходил на Кемь и на Бобровку. Лёд на них. Просел, потрескался. Сверху вода. Своя, зелёная, сквозь щели просочилась; с притоков мелких, тут их множество – как травяной густой отвар, – жёлто-коричневая набежала; в устьях ручьёв скопилась, в основном. Прозрачная. И та и эта. День-два, и тронутся. Кемь и Бобровка. Если погода не изменится – не подморозит. И так бывает. Жди потом.

Хотел пройти и до Песчанки. Через Култык. Не получилось. В низинах снег, под ним вода. Только залез, по пояс провалился.

Поля уже голые, просыхают. Клубится пар над ними, дали маскирует. Поля – название одно. Раньше на них сеяли рожь, овёс, пшеницу, просо. Нынче – полины , теперь на них лишь сено косят, на тех, которые ещё не заросли. Скоро здесь будет мелколесье. Коту под хвост труд наших предков. Четыре века. Ну, это так я. Своё – то, что с великим боем у неё когда-то было отвоёвано, – теперь природа забирает даром, без усилий. И без отпора с нашей стороны. Может, и справедливо.

Что мне? Сердце-то лишний раз трепать.

Побродил по Култыку. Птиц послушал, посидев на кочке. Прутьев берёзовых на метлу и голик наломал. Чагу увидел на берёзе, сбил. Мать будет чай заваривать, настойку сделает на ней.

Для суставов, лёгких и желудка; общеукрепляющее.

Увидишь где, так принеси, мол.

Вот, исполняю – принесу. Лечиться будем.

Пошёл к деревне. От Култыка в Ялань выходишь – вид на неё очень красивый. Да хоть откуда. Только вот деятельности никакой, не то что раньше. Помолчу… Толку от моего нытья, от разговоров этих – никакого.

Одно расстройство .

Сводил в баню детей, искупал их. Хотела с ними бабушка идти, да я уж сам. Жарко им было – дверь приоткрывал. Помылась мать. Дров подбросил, подождал, потом и я пошёл, попарился.

Как заново родился.

Поужинали. Мы с матерью чай попили, дети – молоко.

Бабушка стала внучат спать укладывать. Отче наш сначала прочитали.

За маму, за папу, за всех православных .

Лежит рядом с ними, рассказывает им сказку про старика и старуху, которые на ночь не молились , и про медведя, который волей-неволей, но Рождественский пост в берлоге держит. Ваня и Катя рот открыли – так переживают.

А я по Ялани пошёл прогуляться. Когда возможность появляется такая, не упускаю. Сам не пою, душа не умолкает. Хоть и тоскливо: где были улицы когда-то, теперь пустырь. Но не об этом… Рану не ковырять, и заживёт когда-нибудь. Не знаю. Всё на виду-то – бередит… Но зарекался.

Наш дом не здесь…

А здесь-то что тогда, если не дом?.. Душа болит ведь и об этом.

На то, родной мой, и душа – чтобы болела.

Я понимаю, понимаю. Но жить-то, мама, надо здесь.

Конечно, здесь, но помнить надо и о вечном.

Пока мне сложно. Но учту.

Нагулявшись досыта, вернулся домой, заглянул в горенку, где вместе бабушка, та на боку с самого краюшку, как сирота, и внуки, те разметались барски по перине, спали на широкой старинной деревянной кровати с высокими, резными спинками, после прошёл в свой закуток и лёг там на лавке с прислоном , на которой пристраивал когда-то в положенное и обязательное для сна послеобеденное время свои изношенные кости ещё мой прадед Акиндин , где и постелено мне было. Уснул нескоро.

В детстве, набегаешься, быстро засыпал. Только подушки головой коснёшься. Теперь – не сразу получается, хоть и устану, наработаюсь. Светка советует: ты, мол, ложись, глаза закрой и ни о чём уже не думай.