Василий Аксёнов: Весна в Ялани

Скорее – кто-то. Ну уж ладно…

В стороне, между двумя параллельными улицами, во дворе почерневшего от времени брусового двухэтажного дома, деревянный, и от времени же тоже чёрный, туалет. Открываются в нём двери, выпархивают, как разноцветные бабочки, из туалета девочки лет тринадцати-четырнадцати.

Постояли. К скверу направляются.

Семь штук. Пора бы им уж вроде спать – ведь не ночные…

В ногу шагают, надвигаясь. Как отряд. К Коле приблизились. Начали с ходу – расселся, блин, и пиво наше дует – его, козла бородатого и старого инпатента, приветствовать наперебой, кто как умеет, кто как изощрится, – однообразно.

Схватила самая рослая – коноводка, наверное, – Колю за волосы на макушке, сдёрнула его с бордюра резко.

Упал Коля.

Пустились бить его ногами, обутыми в кроссовки.

Одна из девочек бутылкой, с недопитым и бултыхающим в ней пивом, по голове колотит Колю – как по чему-то, ну, к примеру, по мячу.

Свернулся Коля в тугой клубок. Закрыл лицо ладонями, живот и грудь – локтями и коленями.

Лежит – как уснувший.

Не унимаются подружки – разохотились.

Устали. Пивом оставшимся облили Колю. Подались.

И тихо сделалось – как где-то.

Видит Коля – небо перед самыми глазами, но не голубое, а зелёное, и на нём солнце яркое – раскрылся одуванчик.

Видит это Коля, а рассказать об этом не способен – слова в голове, как сухой песок, рассыпаются. Коля не может их составить в предложение. Берёт их по отдельности – они выскальзывают – как обмылок.

Прибегает на помощь мать, Галина Харитоновна, выбирает нужные слова и складывает в предложение их:

Вот такие мы, сынок, бываем.

Отец пришёл.

Родной, не торопись.

Обернулся Коля – быстро, как умел он это делать в детстве.

Не успел, не захотел ли на этот раз, закрыться крыльями-невидимками ангел-хранитель – увидел Коля его скорбный лик.

И что сказал ангел-хранитель, Коля расслышал, каждое слово, но предложение из них сложить не смог, лишь получилось:

Катя… Луна… Ерусалим.