Елена Колядина - Кто стрелял в президента

В приемном покое Любе опять показалось, что человек, стоявший к ней спиной, лицом к спискам пациентов, похож на Каллипигова. Во время очередной судорожной схватки она вцепилась в поручни коляски и вновь взглянула в угол. Возле списков никого не было.

Люба покорно приняла душ, сидя под струями воды в коляске, кое-как перебралась на кушетку для «обработочки», полежала на утке, дожидаясь действия очистительного, и только въехала в предродовое отделение и положила на кровать с клеенчатым матрацем чистое белье, как потянуло где-то в раненой попе. Тянуло все сильнее, настойчивее, туже. Совсем нестерпимо!

— Доченька моя! — закричала Люба.

— Потуги? — спросила пришедшая на крик акушерка.

— Не знаю…

Акушерка приложила руку к Любиному животу и скомандовала:

— Быстро в родильное.

Любовь, охая и клацая зубами, заехала в ярко освещенную лампами, облицованную кафелем комнату. На одном из столов лежала прикрытая простыней уже родившая женщина. Она повернула голову и с удивление уставилась на Любину коляску и ее тощие неподвижные ноги, торчащие из-под короткой больничной рубахи.

— Как инвалид? — услышала Люба мужской голос в коридоре. — И что — на учете не состояла? Явилась со схватками? В родильное вошел Электрон Кимович. Люба посмотрела на седые брови и пятнистые руки.

— Женщина, ваше легкомыслие преступно! — сердито сказал Электрон Кимович и, наконец, бросил взгляд на роженицу. — Постойте-ка. Мать честная, Любовь Зефирова?

— Я, — испуганно сказала Люба.

— Как же вы так, Любовь Геннадьевна, без анализов, без контроля, без обменной карты? Мы ведь вас теперь должны отправить в инфекционное отделение. Уж только учитывая ваши заслуги и внимание президента, — Электрон Кимович развел руками, глядя на акушерку. — И что прикажете делать? Кесарить? Роженица должна была заранее лечь в отделение, приготовиться к операции. Где анестезиолог?

— В хирургическом, туда с аварии тракториста привезли. Тяжелый.

— Вызывайте Эллу Самуиловну на случай осложнений.

— Хорошо.

— Давай-ка, Любовь, помогу тебе на стол перебраться.

«Родственник мой, — с удовольствием сообщила коляска, поглядев на гинекологическое кресло. — Я ведь тоже называюсь кресло-коляска. Дальняя, правда, но родня. Так что не бойся, Любушка, сейчас по-родственному все изладим в лучшем виде».

Люба взгромоздилась на оказавшийся мягким стол. Ноги повисли, согнувшись в коленях. Электрон Кимович хмуро покачал головой.

— Пробную тракцию? — спросила акушерка.

— А что еще делать? — Электрон Кимович протянул руку к столу с инструментами. — Forseps Obstetrica!

— Нате, — подала акушерка.

Люба увидела щипцы.

— Нет! — закричала она. — Зачем? Сегодня нет никакой демонстрации?

— Демонстрация? — удивленно переспросил Электрон Кимович и, нахмурившись, взглянул на акушерку. — Проверьте пульс и давление.

— Ну, здравствуй, Любушка, — старческим голосом продребезжали щипцы. — Вот мы и свиделись! Электрон Кимович рассказывал, ты теперь артистка? А ведь это я тебе родиться помог. Сейчас и дите твое на свет божий извлечем, не сомневайся. Живым или мертвым, а извлечем!

Люба завизжала и закрыла руками между ног. Еще раз заорав, она бессильно опустила голову на кресло и вдруг почувствовала, как что-то на мгновение расперло ее изнутри, так что, казалось, хрустнули кости и мягко затрещали мышцы, и в горячем потоке выскользнул ее ребенок. Выскользнул прямо в руки Любе. Лампы под потолком закрутились каруселью. В комнату встревожено заглянул Каллипигов. На Каллипигове была повязка, но теперь Люба узнала бы его даже со спины.

«Любушка, ликвидируют нас сейчас!» — закричала от дверей коляска.

Люба широко открыла рот и соскочила со стола, перехватив ребенка с желто-синей волочащейся пуповиной повыше, к животу, туда, где на рубахе стоял черный штамп «родильное отделение».

Вихляя все телом, она выбежала в коридор.

Каллипигов шарахнулся в сторону и замер у стены.

Люба ходулями выкидывала ноги и, шатаясь, быстро ковыляла вдоль открытых дверей. Справа показалась лестница. Обдирая локти о перила и стены, Люба прогрохотала на первый этаж. С шумом промчалась через приемный закуток, завалилась на попавшуюся санитарку, косо пробежала мимо остолбеневших Надежды Клавдиевны и Геннадий Павловича, и, наконец, вырвалась на улицу.

Поскользнулась на бетонном заледенелом крыльце и спрыгнула на тротуар. Снег обжог голые ноги. Ребенок закряхтел.