Елена Колядина - Кто стрелял в президента

Решив, что он взял, пожалуй, слишком суровый и строгий тон, Афанасий Васильевич смягчился:

— Вот для тебя, Люба, что является первой жизненной потребностью? Что тебе больше всего нравится делать? Только честно, перед лицом своих товарищей.

— Честно-пречестно? Песни петь.

— Эх, Зефирова, ну что с тобой делать?

Почему Люба вспомнила все это сейчас, когда Серега и Дёмыч крепко сжали ее плечи, готовые вытолкнуть прочь? Честное пионерское слово, она не смогла бы объяснить. Но, несомненно, одно, ее детский заочный спор с писателем Львом Кассилем, — книгу «Слово о словах» Любе подарил папа, — мыслит ли советский человек словами или образами, получил наконец неопровержимое доказательство Любиной правоты: образами! Разве смогла бы она выпалить, пусть и мысленно, столько слов за секунду до броска?

Авиаторы проводили Любу взглядами и, споро поборов мощный поток воздуха, прикрыли люк самолета.

Первоначальный беззлобный азарт Сереги и Демыча — неужто долетит инвалидка? — сменился волнением. Эх, дуреха, ну что надумала? Жирные пингвины, пока приземлятся, в штаны накладут. А тут девчонка безногая. Ну обделила тебя судьба, так смирись. Некоторые вон на всю голову инвалиды. И ничего, ходят веселые, всем довольны, в небо не глядят, все больше под ноги. Полет — он же не для всех. Он для самых сильных. Пингвины не в счет, они сперва возле летного поля коньяку нажрутся. Парашюты все облевали. А калека эта — как стеклышко. Эх, не спросили мы, кто ее к коляске пристегнул? Накрепко ли? Вдруг лопнет чего в воздухе, отвалится? Э-эх!

— Скоростной напор порыва? — тревожно затребовал Демыч.

— Хреновый, — сокрушенно ответил Серега, вспомнив дрожащие Любины щиколотки.

— Угол между горизонтальной проекцией полета и вектором скоростного полета? — все еще не терял веры на счастливый исход Любиного прыжка Дёмыч.

Серега закрыл глаза.

— Угол заложения, плечо действия усилия, — с затухающей надеждой шевелил губами Дёмыч. — Вторым членом пренебрежем…

— Насчет члена, — попытался пошутить Серега, — это ты зря. Я своим пренебрегать не собираюсь.

— Вес вспомогательных деталей? — рывком вновь распахнув люк, закричал Демыч. — Разрывное усилие?!

— Демыч, поздно! — Серега схватил товарища за рукав куртки.

Ткань затрещала. Но куртка, не обращая внимания на рваную рану, завопила вслед дерматиновому сиденью летящей коляски. «Разрывное усилие ленты-ы-ы!» — донеслось до нее.

Коляска испуганно крякнула и почувствовала, как расползается диафрагма клеенки.

«ОЙ, коляски добрые! — коляска завопила так истошно, словно к ней приближался газорезчик. — Ой, пропадаю ни за понюшку штырей!»

Еще мгновение назад, на пороге открытого люка самолета, коляска выказывала недюжинную выдержку и смелость. «Эх, пропадай моя телега, все четыре колеса!» — отчаянно воскликнула она, крепко сжав в объятиях Любу. Но поток восходящего воздуха перевернул коляску вверх подножками, отчего она утратила функции опорно-двигательного аппарата и самообладание.

«Что ты орешь? — возмутилась Люба, прервав восторженную песню, и приоткрыла веки. — Демыча напугала. Смотри, бледный какой. В дверь вцепился».

Ветер поцеловал Любины глаза и, не встретив сопротивления, жадно ворвался в Любин рот. Захлебнувшись, Люба произнесла не совсем то, что намеревалась.

«…то ты дерешь? — донеслось до коляски, — …мыча пукала!»

«Нечаянно, — коляска потупилась. — Нежданчик выскочил. — Но тут же перешла в атаку: — Ничего я не деру! Это ты мне сиденье задом продрала. И зачем я только согласилась?»

«А кто тебя …ой! …заставлял? Сама захоте… а-а-а!» — Люба вновь совершила кульбит.

«Что мне оставалось делать? Отпустить тебя одну, без колеса в кармане? Сиди потом внизу, думай: то ли она в утиль разобьется, то ли улетит, с пути разом собьется. А мне потом куда, в дом престарелых?»

«Уж ты сразу — в дом престарелых! Болты из тебя вроде еще не сыплются. В протезно-ортопедическое учреждение можно, в стационар», — с серьезным видом любезно предложила Люба.

«В протезно-ортопедическое, — передразнила коляска Любу. — Мне самой протез того и гляди понадобиться. Я сама, чует мое сердце, того и гляди инвалидом стану. Ой! О-е-ей!»

«Что? Что?» — заволновалась Люба.

«Ой, сглазила! Ой, открывай, Любушка, скорее велоаптечку, доставай насос со шлангом!»

«Да что случилось-то?»

«Ой, колес под собой не чую! Ни больших приводных — ведущих, ни малых. Ой, подлокотники гудом гудят, подножки в поджилках дрожат. Ой, Любушка, прощай! Простите, коляски добрые, если кого обидела. Ну какой домкрат тебя, Любушка, за ноги тянул с парашютом прыгать? Что тебе у меня на коленях не сиделось?»