На следующее после этого разговора утро, когда они еще оставались каждая у себя в комнате, под окнами проехал на лошади Петер фон Эль.
Заслышав его голос, они выбежали на балкон, откуда увидели, как он медленно удаляется, потом переходит на рысь и наконец галопом скачет по лугу. Эта картина очень понравилась обеим, и Катерина сказала перед обедом Петеру фон Элю, что видела его утром и позавидовала. «Я так люблю лошадей, — сообщила она.
— Да ну? Давайте ездить вместе. Моя бабка тоже обожает лошадей. Нам повезло, у нас три лошади! — ответил он.
— Мне-то не очень повезло, поскольку, увы, я не смогу воспользоваться вашим предложением.
— Но почему?
— Я не захватила с собой необходимых для верховой поездки вещей. Ни сапог, ни брюк, ни…
— Бабушка, как вы понимаете, ездит с дамским седлом, но у нее тридцать шесть амазонок, некоторые еще времен ее юности. Чудо как хороши. Я сейчас велю принести.
Принесли костюмы. Катерина зашла за ширму, переоделась в одну из амазонок, показалась, вновь скрылась, и так появлялась пять или шесть раз подряд, хорошея с каждым новым костюмом.
Петер фон Эль зааплодировал ей.
— Теперь ваш черед, — сказал он Маризе Лежан.
— Мой? О нет! Я ведь не умею ездить верхом. Так что зачем?
Она мучилась весь вечер, глядя на Петера фон Эля и г-жу Дидье, скачущих верхом и пропадающих в густой траве нормандских лугов, прежде так радовавших глаз. Петер и Катерина покинули ее, сбежали; теперь они разговаривают наедине, и Мариза, раньше лишь пожимавшая плечами при слове «меланхолия», с удивлением услышала собственный голос, прошептавший: «Больше они в лес не поедут…»
Когда раскрасневшись на ветру, они с тем победным видом, который почти всегда отличает вернувшихся с прогулки на лошадях, приехали домой, она обратилась к Петеру фон Элю с просьбой дать ей несколько уроков верховой езды. Он не смог уклониться, и пришел черед г-жи Валь-Дидье ревновать и страдать: уроки стали для нее пыткой, и она страшно сердилась на подругу за то внимание, которое Петер вынужден был ей оказывать. Прикрываясь невинной маской отличного настроения, они глаз друг с друга не спускали.
Петер же, пребывая в мечтах о собственной любви, был настолько глух к чувствам окружающих, что совершенно не обращал внимания на разворачивающиеся вокруг него битвы и душевные терзания. Он, ни о чем не подозревая, жил в мире, не имевшем ничего общего с миром дам, которых он призван был развлекать. Их пригласила к себе бабушка, он старался сделать их жизнь как можно более приятной, но твердо решил про себя не тратить на них все свое время. Однако поскольку влюбленные подруги исподтишка наблюдали за ним и за предполагаемой соперницей, подстерегая возможность побыть с ним наедине, ему стоило большого труда вырвать несколько мгновений для чтения, написания писем и размышлений.
Однажды в полдень подруги сидели рядом, отдыхая в тени деревьев, Мариза задремала над иллюстрированным журналом, а Катерина, занятая своими мечтами, бодрствовала. Вдруг она увидела, что Петер фон Эль вышел из дому. Он вертел на указательном пальце кольцо с ключами, которые поблескивали на солнце. Катерина последовала за ним:
— Куда вы собираетесь? — спросила она тихонько.
— На пляж.
— На пляж? Отличная мысль! Я бы тоже не отказалась искупаться. Вы знаете, где здесь магазины? Смогу я купить купальник?
— Поехали, — ответил Петер.
Шум отъезжающей машины разбудил Маризу. Она вскочила, побежала за автомобилем, звала их, в ярости топала ногами, даже принялась рвать на себе волосы.
Постигшая ее неудача вскоре была забыта, так как на следующий же вечер представилась возможность взять реванш. Г-жа Валь-Дидье расположилась в туалетной комнате. Непричесанная, ненакрашенная, она, завернувшись в пляжный халат, красным лаком покрывала ногти на ногах, и, хотя все располагало к мирной болтовне, г-жа Лежан, наблюдавшая за ней, неожиданно заявила, что голодна:
— Охотно съела бы пару гренок, — сказала она.
— А что мешает тебе позвонить и заказать хоть полдюжины?
— Никто лучше себя самой не сделает, спущусь-ка я в буфетную, так будет проще всего, — ответила Мариза и вышла.
В гостиной Петер фон Эль запечатывал письмо.
— Я вас не отрываю? — спросила она, развернув перед ним какую-то бумажку. — Это рецепт. Не соблаговолите ли вы отвезти меня в аптеку?
— Нисколько не отрываете. Я, видите ли, собирался съездить на почту.
— Вы так часто пишете…
Читать дальше