Луиза Вильморен - Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси

— Я? Повисну на нем? Такое могут сказать? Но это же отвратительно.

— Да, отвратительно, вот почему я советую тебе не пренебрегать им. Оставайтесь добрыми друзьями и время от времени появляйтесь вместе, хотя бы для того, чтобы сохранить видимость любви.

— Видимость! После всего того зла, которое он мне причинил, он мне еще и не то должен.

— Он нравится женщинам, и они очень даже охотно отобьют его у тебя. Между тем он тебе нужен.

— Мне?

— Да. Кто еще может сообщить тебе о планах и намерениях твоего мужа. Г-н Дювиль наверняка их знает. Луи может расспросить его и передать тебе все, что он узнает в Вальронсе. Как знать? Может быть, г-н Зарагир хочет просто проучить тебя.

Г-жа Зарагир еще находилась под впечатлением надежды, родившейся в конце этой беседы, когда из Южной Америки пришел пакет со всеми фотографиями ее в Тижу. К пакету было приложено письмо: «Мадам, по указанию г-на Зарагира, находящегося в Лондоне, мы отсылаем вам в Париж все ваши личные вещи и книги. Мы делаем все необходимое, чтобы на ваш счет в банке продолжали поступать деньги. Примите, мадам, заверения и т. д.» Одна, пристыженная, горько плакала г-жа Зарагир, получив этот удар, и не стала говорить о нем даже г-же Даже. Она ждала возвращения Луи Дювиля.

Он застал ее лежащей в шезлонге в темном углу; в комнате горела только одна лампочка, и это подчеркивало строгость обстановки. На ней была плиссированная туника из серого муслина, и ее уже нельзя было назвать ни цветочком, ни ягодкой. Больше всего она напоминала каменную фигуру, лежащую как скульптура на надгробии воспоминаний. Она посмотрела на него, немного оживилась, протянула обе руки для поцелуя и предложила чаю:

— Аромат чая так приятен, особенно зимой, — сказала она. — До войны 1914 года мои родители служили в Санкт-Петербурге, и я дважды встречала там с ними Рождество. Зачем я не осталась там! Русская душа — вот чего мне не хватает!

— Русской души? — спросил он, смеясь. — Что за идея? Вы, как всегда, непредсказуемы и неожиданны.

— Неожиданна, именно так. Никто больше меня не ждет. Что мне делать? Куда идти? Как я на вас сердита, как сердита! Почему вы не заставили меня уехать в Тижу?

Он отвечал, что еще не поздно туда поехать и что такой смелый шаг, вероятнее всего, непременно тронет Зарагира.

Тут она привстала и крикнула:

— Хорош совет, ничего себе! Вот, смотрите! Читайте! Ну как, могу я сделать смелый шаг? Читайте, читайте! — повторяла она и, схватив кучу фотографий, лежавших на столике, и письмо, разбросала их по комнате.

— Все! Все кончено! Он расстается даже с памятью обо мне. Какая жестокость, какая несправедливость! И только вы могли помешать тому, чтобы все это случилось.

Луи Дювиль прочел письмо секретаря, и оно вызвало у него острое чувство ненависти к г-ну Зарагиру.

Воспоминания, связанные со временем, только что прошедшим, принадлежат сегодняшнему дню и продлевают его. Г-жа Зарагир поняла это. Ее муж, налагая запрет на память об их совместной жизни, лишал будущего их прошлое. Оглядываясь назад, г-жа Зарагир видела теперь годы своего замужества как бы отделившимися от континента всей остальной жизни, превратившимися в островок, куда уже никогда не ступит ее нога. В таких случаях мысль уподобляется привидению, которое бродит вокруг мест, куда судьба уже не пускает самого человека. И когда этот призрак видит дом, где брали начало все совместные прогулки, такой родной, такой доверчиво любимый дом, когда он переступает его порог, где было дано и получено столько поцелуев, стрелы воспоминаний пронзают живое сердце.

Однако обида г-жи Зарагир часто оказывалась сильнее ее горя, самолюбие брало верх над любовью, ярость выводила ее из состояния уныния, и тогда она приходила к выводу, что г-н Зарагир недостоин ее любви. Сожалела она скорее не о нем, а об окружавшем ее в той жизни стенах, о саде, о клумбе в центре гостиной, о безбедном существовании и обо всем том, над чем она царила в Тижу. Те необыкновенные условия возносили ее над реальностью, и именно они были сейчас предметом ее сожаления.

Г-жа Даже осудила Зарагира и поддержала его покинутую им жену. Она пела ей дифирамбы и помогла ей увидеть будущее в приятном свете, тем более, что она была все еще достаточно молода. Луи Дювиль жалел ее. Она не была ветреной женщиной, ошибки неверности побуждали ее быть впредь осмотрительной, и она не встала на путь новых завоеваний, а предпочла вернуться к прежнему любовнику. Луи Дювиль не смог противостоять этому ее решению, тем сильнее связавшего его с г-жой Зарагир, что он признавал свои обязательства по отношению к ней.