— Верхняя дорога — это просто одна сплошная рытвина, просто поле битвы какое-то. Оно мне напомнило, как в 1917 году…
Его фразу прервали восклицания, когда вошел г-н Зарагир, импозантный, непринужденный, глядящий на мир широко открытыми глазами, гордо несущий чело, овеянное ветрами приключений. К нему устремились все женщины, он всех их обнял, прижимал всех их к сердцу, обеими руками пожал руки мужчинам, познакомился с молодежью. При этом он выглядел таким радостным и счастливым от столь дружеского приема, что супруги Дювили решили, что он благополучно изгнал из своего сознания все мысли о той, которая покинула его.
Г-н Зарагир просто не умел разочаровывать людей. Его постоянная готовность радоваться, его умение подстроиться под настроение собеседников привели в восторг и молодых людей, и юных дев. Их перешептывания и живой блеск их глаз притягивали его больше, чем беседы со взрослыми мужчинами, которые тянулись к нему, стремясь воспользоваться его жизненным опытом. «Опыт зависит не от возраста, а от природы человеческих существ. И ценен он лишь как элемент сравнения», — сказал он им после ужина и направился к дамам. Каждая из них более или менее тайно любила его, и отсутствие г-жи Зарагир было им на руку. Он внушал им романтическую томность, и они чувствовали, как учащенно бились их сердца, уподобляясь молодым лошадкам, галопом уносящим их легкомысленные мечтания на любовные свидания в настоящий густой лес.
Луи Дювиль, знавший гостеприимную натуру своей матушки, нисколько не удивился, увидев в полночь свет во всех окнах дома. Оттуда доносилась музыка. Он слегка приоткрыл дверь гостиной, чтобы посмотреть, кого сегодня принимали. У рояля, лицом к собравшимся, стояла девочка и пела под аккомпанемент г-жи Дювиль. Своей выправкой она могла бы привлечь внимание многих. Привлекла она внимание и Луи Дювиля. Когда пение закончилось, высокий мужчина, сидевший спиной к двери, встал, чтобы похвалить ее. И Луи Дювиль узнал его. Он тихо прикрыл дверь и поднялся к себе в спальню. Когда гости расходились, только его отец заметил зеленую шляпу на скамейке в прихожей. Он проводил Зарагира в его комнату, дождался, когда г-жа Дювиль ляжет в постель, и вошел в комнату сына. Они молча и отчужденно смотрели друг на друга.
— Зарагир здесь? Давно ли и по какому поводу?
— Дурные вести доходят быстро, — ответил отец.
— Какие вести?
— Не притворяйся, будто ты здесь совершенно не при чем. Он отправился в Европу, даже не предупредив об этом жену.
— И что, в этом виноват я?
— Да.
Дювиль-старший пересказал ему все, что рассказали ему, сообщил о том, какое впечатление на него произвел приезд г-на Зарагира и процитировал его первые слова: «Расставание горько и для того, кто знает сладость расставаний».
Луи понял, как рассуждения и чувства его отца подтолкнули его к тому, чтобы призвать г-на Зарагира в Вальронс, и все же вспылил:
— А вы оба с удовольствием поверили в какие-то сплетни. Зарагир здесь? Я сейчас же пойду к нему и поклянусь, что его жена и я являемся всего лишь добрыми друзьями.
— В этом клянутся все мужчины и все неверные жены, и любой благовоспитанный мужчина старается уверить в этом все свое окружение. Да и сам Зарагир не раз, наверное, стремился уверить в этом встревоженных мужей. Тебе захотелось отомстить? Он мог бы понять и это. Но жене его прощенья нет. Она оказалась просто ветреной женщиной. Это и лучше и хуже. Где она сейчас?
— В Париже. Ему это известно, как известно и то, что она должна сесть на корабль…
— Ему это известно, и он не поехал навстречу ей? Почему? Почему, получив приглашение, которое могло относиться к ним обоим, он не поехал сперва за женой? Поверь мне, он отлично осведомлен о вас и знает, что я проявил дружеское расположение к нему лишь из-за вашего дурного поведения.
— Нашего дурного поведения? Ты воспользовался нашим дурным поведением. Его жена…
— Хватит! Когда она должна отправиться восвояси?
— 21-го, на борту «Алькантары».
— Вот и хорошо, пусть себе отправляется!
— И ты полагаешь, что я дам ей уехать, не предупредив о том, что ее ожидает? Нет. Я помогу ей не оказаться застигнутой врасплох. Я помогу ей, чтобы она могла хоть что-нибудь сказать в свое оправдание. Нужно хотя бы это для нее сделать, ты так не считаешь?
— Наверное, ты прав. Предупреди ее и пусть она уезжает. Если надо, проводи ее до порта.
— Послушай, — медленно произнес Луи Дювиль. — А не мог бы ты мне помочь? Какой тебе интерес в развале этой семьи? Не можешь ли ты завтра вечером, придя с работы, сказать, что повстречал человека, который опроверг все, что тебе наговорили? Совесть твоя покажется тебе не чистой, ты переговоришь с Зарагиром и скажешь ему: «Мне кажется, мы слишком поторопились. Возможно, мы были неправы, ведь люди так злы. Возможно, что всю эту историю злонамеренно придумал кто-то очень нечестный. Похоже, что и в Ницце, и в Тироле они жили в разных гостиницах. У меня возникло много вопросов». Тогда Зарагир, как и ты, побоится оказаться несправедливым. Что же он в этом случае сделает? Сомнение требует объяснения. Он поспешит вызвать сюда жену. А я приеду потом, и мы все наконец соберемся в Вальронсе. Это ведь самое большое твое желание.
Читать дальше