Збинек Кованда - Палец на спуске

Взглянув на ягоды, он слегка улыбнулся. Якуб совершенно успокоился после вчерашних событий; этому особенно помог телефонный разговор с Вацлавом.

Вацлав позвонил в Бржезаны сразу же, как пришел домой. Ванек побежал к Якубу и встретил его буквально в нескольких шагах от почты, когда тот вместе со Шпичкой и Вондрой шел на заседание партийного комитета. Пока возвращались на почту, Ванек успел сообщить, что он вчера уже звонил Вацлаву. Якуб молча улыбнулся: кое-кто в последний момент сворачивает с пути предательства. Якуб окончательно успокоился, когда услышал рассказ сына о дежурстве, особенно его слова о том, что Алоис Машин действительно соврал (Вацлав разговаривал с Марией, и об этом не было сказано ни слова). В заключение они договорились, что Якуб приедет к Вацлаву при первой же возможности.

Якуб заботливо осмотрел ягоды, а потом взглянул на часы. Вчера комитет решил послать Якуба и Шпичку вдвоем в Прагу в качестве делегатов. До встречи со Шпичкой на автобусной остановке было еще более часа. Время есть, чтобы разыскать свой праздничный костюм и галстук.

В тот момент, когда он нагнулся над грядкой с огурцами и молодым салатом, раздались крики и стук в окно. Якуб сразу узнал соседа Рыбаржа, который подобно кукушке выкрикивал:

— Якуб, Якуб, Якуб!

Якуб вернулся к дому и спросил, в чем дело.

Рыбарж стоял одетый в форму железнодорожника. Видимо, он только что возвратился с работы.

— Включай радио, быстрее! Танки! Танки!.. — И он заторопился, чтобы сообщить эту новость дальше.

Якуб остался стоять как вкопанный. Танки? Какие еще танки? Как это понимать? Словно боясь увидеть страшную картину, он медленно, большим усилием воли заставил себя повернуть голову в западную сторону. Танки — это могло означать начало войны! Еще не стих голос Рыбаржа, как в сознании Якуба начала биться мысль: «Это невозможно! Это глупости! Но Рыбарж всем известен как вечно заспанный ворчун, который никогда в своей жизни не говорил больше, чем следовало…»

Само слово «война» звучит так, что ни с чем другим не сопоставишь. Якуб застыл на месте.

Когда быстро перелистываешь иллюстрированную книгу, одна картинка сменяет другую, и ничего не видишь, ничего не прочтешь. Так было и с Якубом. А потом сознание стало яснее. Вспомнились возбужденные лица, злые выкрики: «Вы бросили людей в тюрьмы, вы делали это после Февраля!» Клевета и выпады по радио и телевидению. Совершенно непонятные выступления работников центрального комитета партии. Партия на грани разложения! Лиловый блеск в глазах пана Беранека. Слухи о списках коммунистов, в которых против каждого нарисован уличный фонарь. Слухи о тайных складах оружия. Слухи ли только? А самоубийства честных коммунистов, которых затравили…

Значит, контрреволюция подняла голову и открыто перешла в наступление?

Якубу это было давно известно, но только сейчас он почувствовал чуть ли не каждым нервом, что она не ограничится только разговорами и руганью. Она будет убивать! Почувствовалось ощущение пустоты, о котором старики говорят: «Смерть постучалась».

«Не верю!»

Включая радиоприемник, Якуб вспомнил вчерашние слова Вацлава по телефону: «Нахожусь, отец, под домашним арестом… за то, что выполнил долг воина чехословацкой Народной армии и выполнил требования присяги…»

По радио раздавались звуки государственного гимна, после чего взволнованный женский голос произнес: «Граждане, это последние минуты, когда вы слушаете свободное чехословацкое радио. Русские занимают радио!»

Якуб сначала не понял, но, сообразив, улыбнулся:

— Закир Измайлов пришел вовремя!

Но не торопись, Якуб! Твоя улыбка преждевременна. Правда, не потекут потоки крови, как это было двенадцать лет назад в Венгрии и как это будет еще долго и везде, где на плесени вырастают ядовитые грибы. В Чехословакии не будет сосед стрелять в соседа, и с этого момента Чехословакия не станет, подобно коварному шарику на рулетном столе, метаться из стороны в сторону, чтобы азартные игроки могли делать ставку и гадать, куда он прибьется.

Всего этого не будет. Однако только сейчас начинается борьба за человека, за его будущее и за дело социализма, и в течение многих еще недель вокруг тебя, Якуб, будут происходить удивительные вещи.

Ярослав несколько дней будет сидеть дома, как барсук, посинев от страха. В такой же степени он будет бояться «защитников» радио, которые устроят в скверике у входа баррикаду в надежде посмертно вписать свои имена в анналы истории. «Героический» майор Некуда в течение двух недель будет отсутствовать на месте своей службы, а потом станет оправдываться тем, что не было связи. Имена майора Винаржа и полковника Каркоша, как и многие другие, будут написаны на углах с призывом ликвидировать их как «коллаборационистов». Ванек поглупеет еще более и будет кричать на всех перекрестках, что он уничтожил список подписчиков на газету «Литерарни листы», чтобы их не могли схватить (а в списке значилось всего два человека: он сам и учитель Ержабек).