Збинек Кованда - Палец на спуске

Ребята болтались вокруг машины. Прапорщик Нахтман, старый друг Мартинека и сосед по дому, ответственный за заправку топливом, сказал совершенно серьезно:

— Не хотите ли, товарищ капитан, хотя бы одну дополнительную емкость на правую плоскость?

Мартинек махнул на него перчаткой, но потом, однако, встал по стойке «смирно» и выпалил:

— Нет! Повесьте лучше колокольчик на руль на тот случай, если по дороге мне повстречаются коровы!

Солдаты срочной службы у бензозаправщика смеялись и жалели, что через несколько секунд он улетит.

Дальше никакого театра уже не было. Капитан Мартинек залез в кабину элегантного самолета, который летчики за его относительно маленькую скорость любя называют «самокатом», а прапорщик Нахтман отошел к «мигам», на которых летали летчики первой эскадрильи и которые надо было дозаправить. Мартинек включил радио.

— Я — Сорок второй. Прошу разрешения на запуск двигателя.

— Запуск разрешаю!

Самолет задрожал. В течение положенного времени прогрева Мартинек несколько раз проверил показания приборов, тормоза и руль управления. Это делалось заученными автоматическими движениями, и жена капитана переживала иногда веселые минуты, когда Мартинек влезал в свою «эмбечку» и проделывал в кабине какие-то неуловимые движения, ища рычаги, которых не было.

Все было в норме.

— Я — Сорок второй. Прошу разрешения занять место на полосе.

— Подожди тридцать секунд. Садится Четыреста шестьдесят третий. Понаблюдай, он садится здесь у нас впервые.

Четыреста шестьдесят третий — это поручик Алеш, который полчаса назад в раздевалке так рассудительно беседовал с капитаном Мартинеком. На посадку он шел хорошо. Правильно нашел точку первого соприкосновения с землей. Только, когда он сел, переднее колесо оставалось еще метрах в трех над землей и самолет несся с поднятым носом, как ракета на пусковой установке. В течение этих двухсот метров подполковник Кршиванец успел сказать в микрофон:

— Хорошо, теперь немножечко притормози! — А потом добавил уже для себя: — Дать бы тебе под зад! (Пока машина не остановится, никогда никому нельзя говорить, что он что-то сделал плохо. Для этого будет достаточно времени потом. Прикрикнешь на кого-нибудь, начнет кувыркаться.)

Четыреста шестьдесят третий наконец с шумом опустился на переднюю стойку и начал замедлять бег. Мартинек нажал на кнопку микрофона:

— Я посмотрел. Спасибо. Могу теперь я?

— Как вы запрашиваете, товарищ капитан?

Мартинек послушно и точно по правилам запросил разрешение.

Остановившись в начале взлетно-посадочной полосы и поставив самолет на тормоза, он проверил работу двигателя на максимальных оборотах, затем запросил разрешение на взлет.

— Взлет разрешаю!

Расстояние, необходимое для разбега, он сократил метров на сто пятьдесят. Подполковник Кршиванец внимательно наблюдал за ним с вышки и, улыбаясь, кивал большой головой. Как умеет работать этот парень!

— Докладывает Сорок второй. До свидания! Переключаю связь на Баворов.

Это было последнее, что услышали на вышке с «самоката» капитана Мартинека. Он еще не совсем исчез из поля зрения, когда стартовал следующий «миг» с поручиком и за «дельфином» перестали наблюдать. Через несколько минут он выйдет из зоны тренировочных полетов, а в Баворове его приведут на посадку.

Вокруг капитана Мартинека распростерлось приветливое небо. Все села и города он огибал, чтобы можно было лучше видеть под собой, а если обнаруживал маленькую человеческую фигурку, то махал крыльями. Полет в самолете вызывает особые ощущения, и так будет всегда, пока существует человечество. Капитан Мартинек с удовольствием осознает это. Однажды он взял к себе на дачу четырехлетнюю дочь соседа Нахтмана. В лесу эта малышка всякий раз, когда видела упавшее дерево, повторяла: «Ах эти дети! Ах эти дети!» Только позже Мартинек узнал, что девочка была впервые в настоящем лесу, а поскольку она знала только городской парк, то упавшее дерево было для нее делом рук плохих детей. Но через два дня она бегала по лесу словно обезьянка. Почему бы и нет? Человек жил в лесах тысячи лет. А сегодня уже известно, что дети могут быстрее научиться плавать, чем говорить. Все возможно! Но воздух? Не существует ни одного вида млекопитающих, которые бы могли летать (летучих мышей Мартинек относит скорее к насекомым), не говоря уже о более близких к человеку животных. Этим можно объяснить, почему абсолютное большинство людей не считается с тем фактом, что человек летает. Это воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Люди предпочитают смотреть соревнования мотоциклистов, нежели на летающий самолет. Однако те, которым факт полета запал в душу, не избавятся от этого волшебства до самой смерти: видишь крыло, тяжелое, как кирпичная стена, в нем находятся топливные баки, сложные стальные механизмы, системы управления и так далее, над ним и под ним — пустота, и только при столкновении с ветром оно дрожит. Однако ты знаешь, что воздух, проносящийся над крылом с большой скоростью, почти незаметной кривизной крыла настолько разрежается, что создает мощную подъемную силу. Чудо! Площадь крыла у МиГ-19 составляет двадцать пять квадратных метров. И поднимает оно шесть тонн. На каждый метр шесть мешков картошки. Чудо! Творение природы и человека.