Не выпуская руки Мэри, он чуть повернул голову, так, чтобы теперь его улыбка досталась и Колину.
— Сегодня у меня в баре начинает работать новый управляющий. — Он поднял стакан. — За моего нового управляющего.
— За вашего нового управляющего, — откликнулась Мэри. — А что стряслось со старым?
Колин взял стакан, но поднимать его не стал. Роберт пристально на него посмотрел, и, когда Колин наконец выпил, Роберт сказал так, словно давал дурачку урок вежливости:
— За нового управляющего Роберта.
Он налил вина в стакан Колину и повернулся к Мэри.
— Старый управляющий был старый, а теперь у него еще и сложности с полицией. А новый управляющий. — Роберт поджал губы и, бросив быстрый взгляд на Колина, резким напряженным жестом сделал из указательного и большого пальцев маленький кружок, — он знает, как решаются сложные вопросы. Он знает, когда нужно действовать. Он никому не позволит взять над собой верх.
Колин на какое-то время встретился глазами с Робертом.
— Судя по всему, именно такой человек и был вам нужен, — вежливо сказала Мэри.
Роберт кивнул и с победным видом улыбнулся ей в ответ.
— Именно такой человек, — сказал он и отпустил ее руку.
Когда Кэролайн вернулась из кухни с кофе, она застала Колина растянувшимся в шезлонге; Роберт и Мэри сидели за столом и беседовали вполголоса. Она принесла Колину его чашку и присела с ним рядом, подмигнув ему и опершись между делом о его колено. Бросив через плечо быстрый взгляд в сторону Роберта, она принялась расспрашивать Колина о работе и родственниках, но по тому, как ее глаза шарили по его лицу, пока он говорил, по готовности в любой момент задать следующий вопрос, было ясно, что слушает она его вполуха. Судя по всему, предметом столь жадного интереса с ее стороны был самый факт разговора, а вовсе не его содержание; она даже чуть склонила голову в его сторону, словно старалась омыть лицо в потоке его речи. Несмотря на это, а может быть, именно поэтому Колин говорил легко и просто, сперва о том, как у него не вышло стать певцом, потом о своей первой актерской работе, потом о семье.
— А затем отец мой умер, — сказал он под конец, — а мать во второй раз вышла замуж.
У Кэролайн уже вертелся на языке следующий вопрос, но на сей раз она задавать его не спешила. Позади нее зевнула за столом Мэри — и встала.
— Может быть, вы… — Кэролайн замолкла, а потом начала снова: — Вы, наверное, скоро уедете домой.
— На следующей неделе.
— Но вы же придете к нам еще раз? — Она коснулась его руки. — Обещайте, что непременно придете.
Колин был вежлив и уклончив.
— Ну да, почему бы и нет.
Но Кэролайн была настойчива:
— Нет, я серьезно, это очень важно.
Мэри уже шла в их сторону; Роберт тоже поднялся из-за стола. Кэролайн понизила голос до шепота:
— Я не могу спуститься вниз по лестнице.
Мэри остановилась было с ними рядом, но, услыхав шепот Кэролайн, прошла чуть дальше, к книжному шкафу, и взяла с полки журнал.
— У меня такое впечатление, что нам пора, — обернулась она в их сторону.
Колин с благодарностью кивнул ей и попытался встать, но Кэролайн схватила его за руку и тихо сказала:
— Я вообще не могу выйти из дома.
Роберт подошел к Мэри, встал возле шкафа, и они принялись вдвоем разглядывать большую фотографию. Она взяла ее в руки. Человек стоит на балконе и курит. Фотография была зернистая и нечеткая, снимок явно сделали с большого расстояния и увеличивали многократно. Он позволил ей несколько секунд подержать фото, потом взял его у нее из рук и поставил обратно на полку.
Колин и Кэролайн встали, Роберт отворил дверь и включил свет над лестницей. Колин и Мэри поблагодарили Роберта и Кэролайн за гостеприимство. Роберт объяснил Мэри, как добраться до гостиницы.
— Не забудьте… — сказала Колину Кэролайн, но остальных ее слов он не расслышал, потому что Роберт закрыл дверь.
Спустившись по первому лестничному пролету, они услышали позади резкий звук, похожий, как позже говорила Мэри, на звук падения какого-то предмета или пощечины. Они спустились по лестнице вниз, пересекли маленький дворик и вышли на неосвещенную улицу.
— Ну, — сказал Колин, — и куда теперь?
В течение следующих четырех дней Колин и Мэри выходили из гостиницы только для того, чтобы, перейдя через оживленную улицу, занять столик в кафе-понтоне, до которого солнце добиралось на два часа раньше, чем до их собственного балкона. Ели они теперь исключительно в гостинице, в тесной столовой, где не только накрахмаленные скатерти, но и сама еда была в желтых и зеленых пятнах — от цветных витражных стекол в окнах. Прочие постояльцы оказались людьми любезными и любопытными, они вежливо подавались в сторону соседского столика, чтобы поделиться наблюдениями о не слишком известных храмах, о запрестольном образе работы некоего своенравного художника, принадлежавшего к известной школе, о ресторанчике, в который ходят только местные.
Читать дальше