Ян Отченашек - Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма

Патера, помяв пальцами тщательно выбритый подбородок, не стал отпираться:

— Побаиваюсь! Отчего ж не признаться? Пойми, школу-то кончил давно, как знать, полезет ли мне учеба в голову. По-моему, дело-то не простое… Директор! Тут надо все как следует взвесить, обмозговать, не то ведь больше вреда можно принести, чем пользы, вот и попал бы пальцем в небо, правда? А кто это придумал?

— Партия, товарищ Патера!

— Ну хорошо, а конкретно?

Полак приятно улыбнулся.

— Не думай, что партия не знает способных людей.

— Ты бы удивился! И вот ведь что: чем дольше мы с тобой беседуем, тем тверже я убеждаюсь, что ты — именно тот, кто нужен для Лешанского завода. Так! Не воображай, будто капиталистические директоры разбирались во всех тонкостях производства. Искусство руководителя — в другом. Он должен разбираться в людях, не вязнуть в мелочах, уметь сплотить коллектив и стать на деле ведущей личностью, авторитетом. Нет, товарищ, я за тебя не боюсь. Да ведь такой страх означает, что у тебя есть глубокое чувство ответственности перед рабочим классом. Это хороший признак!

— Хороший признак? — удивленно поднял брови Патера.

— Конечно! Помни: только глупец не колеблется и никогда не боится. Глупец не соразмеряет своих сил и слепо бросается в опасность. Бояться — очень по-человечески, а по-большевистски — преодолеть страх, дорогой товарищ. Это закаляет! Да, мы ведем борьбу, мы боремся, — распалился Полак, даже кулачком взмахнул, чтобы подчеркнуть значение своих слов. — Мы принимаем на себя все более и более сложные задачи, громим последышей реакции, но всегда необходимо помнить, ради чего мы все это делаем…

— Зачем он мне это говорит? — с неудовольствием поерзал в кресле Патера. Не олух же я… Патера не выносил высокопарных речей на такие темы, это казалось ему вроде кощунства, — и он даже не попытался скрыть своего неудовольствия.

А тот, напротив него, чутко уловил это настроение острым своим носиком и смолк. Потом бодренько поднялся и протянул Патере тонкую руку, давая понять, что считает беседу законченной. Многозначительно взглянул на часы.

— Ну, на сегодня хватит, товарищ! Только прошу отнестись к этому серьезно, почти как к делу решенному. И в этом смысле обдумай предложение. Через некоторое время я снова тебя приглашу и спрошу, что надумал. Договорились, правда?

Он дружески улыбнулся и, легонько похлопывая по спине, проводил неуклюже ступавшего Патеру по дороге.

Когда за посетителем закрылась дверь, Полак вызвал русоволосую секретаршу:

— Пометь, Марцелка, через три недели опять вызвать его.

— Хорошо, товарищ.

Через некоторое время девушка зачем-то снова зашла в кабинет и застала Полака за телефонным разговором; опершись локтями на стол, он говорил в трубку:

— Ну вот, я с ним побеседовал… Предпочитаю быть осторожным в своих суждениях. Гм… нет… Нет, ни в коем разе… это я почувствовал бы. Впечатление вполне хорошее. Этакий неотесанный медведь, но думаю… Гм… Убежден, что не откажется. Боится немножко, но принял очень серьезно… Ладно, буду держать тебя в курсе.

Погруженный в невеселые мысли, Патера медленно спускался по лестнице. В голове у него шумело. Казалось ему, будто рабочие с портретов — такие близкие! — теперь смотрят на него как-то серьезнее, сосредоточеннее, словно спрашивают: «Ну как, Йозеф, что решишь?» Остановился перед фотографией Ферды Мрачека, разглядывая каждую складку на его узком, худощавом лице с толстым, неправильно посаженным носом и умными прищуренными глазами. В морщинке у губ спрятался едва заметный смешок. «Хорошо тебе усмехаться, Ферда! — мелькнуло в голове. — А мне-то каково? Директор завода… Что ж, надо подумать. Посоветоваться с парткомом. С Адамеком. Ребята помогут. Прямо сегодня все им и выложу…» Но уже сейчас, глубоко где-то внутри, он знал, что все решено. Будет долго прикидывать так и эдак, терзаться чувством собственной неспособности, недостатком веры в себя, быть может, сто раз вспотеет от страха в своей постели, но потом стиснет зубы, вздохнет поглубже — и возьмется за дело.

В конце концов, это партийное поручение! И огромное отличие для простого рабочего, доверие партии, и он не имеет права, просто не смеет бежать от этого, как мальчишка. Вообще этот товарищ прав во всем, хотя язык у него без костей, а ручишки словно из воска. Ну, да люди разные бывают. Не у всякого лапы как лопата, с такой кожей, что хоть картошку скреби. Полак — образованный и вполне приятный человек, а тебе, Пепик, надо привыкать и к другим людям, чем те, кто до сих пор тебя окружали. Когда-нибудь у всех руки станут как бархатные, того и добиваемся!