Ян Отченашек - Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма

— По-вашему, значит, я хочу, чтобы вернулась Первая республика? — прервал его Брих. — Моя мать была прачкой, а я бегал по урокам. Знали бы вы, как нам жилось! Погодите, не перебивайте! И все же я не могу и не хочу отказаться от того, что делает жизнь достойной. Подумайте, была война…

— А почему она была? — уже рассерженно спросил Патера.

— Ладно… я хочу сказать, что она была не только за хлеб. Смысл этой бойни был в том, чтобы разгромить темные жестокие силы, душившие свободу. Тех, кто стремился превратить свободных людей в рабов, кто хотел распоряжаться человеком, как скотом. Я испытал это на себе и извлек уроки. Мы, видно, не договоримся, что такое «свобода», мы по-разному понимаем ее.

Он зашагал по комнате от двери к окну и говорил, как ему казалось, обращаясь к самому себе: Патера уже не отзывался. За окном темной мутью висела ночь, поблескивали огоньки людских жилищ. Брих коснулся лбом холодного стекла. Охладить бы голову! Ох, эти мысли, они как металлические осколки, засевшие в черепе.

Спокойно, ничего особенного еще не случилось! Внизу молчит Прага, но Брих знает: город не спит. Такой день! Жестокая борьба идет сейчас не на морозе, а в домах, при свете лампочек. Накопятся силы, будет взрыв. Ротационки гудят, печатая слова, которые с рассветом затопят страну, обрушатся на человеческие мозги. Трещат телефоны. Сколько спящих будет сегодня беспокойно ворочаться в постели? В центре города, наверное, еще и сейчас вспыхивают споры около громкоговорителей. Бриху вспомнился Индра Беран. Может, дойдет и до стрельбы; может, страна разделится на два непримиримых лагеря. «Этот человек, что сидит у меня в комнате, знает, против кого он обратит оружие. И Ондра Раж знает, и Индра Беран. А я? С кем, собственно, я?» — подумал Брих бог весть в который раз за этот день.

В печке потух огонь, и Бриха начала пробирать дрожь. Он поежился, натянул поглубже рукава лыжной куртки и, обернувшись к своему гостю, не мог удержаться от улыбки. Притулившись в кресле, свесив голову на плечо, Патера спокойно дышал, чуть выпятив губы. Руки у него были сложены на коленях, с лица не сходило спокойное выражение человека с чистой совестью.

Это было просто и не оскорбительно. Он спал!

Мастер стекольного завода Страка морозным вечером вернулся домой. Было слышно, как он топчется на половичке у дверей, стряхивая с ног снег, и потирает замерзшие руки. Войдя в теплую комнату, старик увидел сына Вацлава: поставив ногу на скамейку, тот шнуровал высокие ботинки. Страка остановился и помедлил, сипло дыша больными бронхами.

— Паскудная погода, — пробормотал он, словно упрекая кого-то, и неторопливо повесил кепку на крюк. Никто не отозвался. Невестка Божка, отвернувшись, возилась, громыхая кастрюлями, у плиты, маленький Вашек тихо сопел за сеткой в кроватке, а его четырехлетняя сестренка Ганичка, упершись подбородком в деревянное изголовье кроватки, сонными глазками следила за каждым движением отца.

— Готово, зашнуровал! — Страка-младший выпрямился, — его широкая фигура высилась чуть не до потолка, — притопнул ногой и только после этого взглянул на отца. Тот все еще неловко переминался на месте, словно хотел что-то сказать, но не знал, с чего начать, и решил, что лучше подъехать издалека.

— Есть там у тебя малость кофе, Божка? — спросил он.

Невестка кивнула, поставила на стол две жестяные кружки. Отец и сын уселись друг против друга и угрюмо пили кофе, стараясь не встречаться глазами. Допив, Вашек поставил кружку на стол и решительно встал.

— Ну, мне пора.

Он надел куртку на кроличьем меху, закутал шею шарфом и проверил содержимое карманов. Документы, мандат на съезд, носовой платок, карманный нож, пачка сигарет, спички — все на месте. Остается только поцеловать Божку: «Не бойся, девочка, завтра к ночи я буду обратно, точно как часы», погладить малыша, ущипнуть Ганку, и марш на поезд. Вашек быстро делает все это, словно не замечая испуганных глаз жены, берет сумку и идет к двери.

— Там в сумке хлеб с салом, — шепчет жена и прячет лицо в тень. «О господи, — думает растроганный Вашек, — словно я иду на кровавый бой, а не на съезд». Но он держит себя в руках и мимоходом гладит жену по голове. Потом, уже взявшись за ручку двери, оборачивается к отцу. Старик хочет что-то сказать. Он стоит у стола с кружкой недопитого кофе в руке и чуть шевелит губами.

— До свиданья, отец.

— Ты… это… того… — шепчет старый Страка и хрипло откашливается. — Гляди не впутайся там в какую-нибудь заваруху… у тебя семья… вот что…