Нафиса Хаджи - Сладкая горечь слез

— У тебя будет еще масса времени, Крис. Сосредоточься на здоровье.

— Я уже здоров, Джо.

— Знаю, Крис. Но… тебе есть чем заняться. Не спеши, пожалуйста.

— Легко тебе говорить.

— Понимаю тебя. Слушай, мне пора.

— Ой, да, наверное, дорого звонить оттуда.

— Ерунда, не бери в голову. У тебя будет много возможностей… догнать мир.

Он-то успокаивался. А я — нет. Повесив трубку, я вспоминала разговор с Крисом накануне моего отъезда.

— Джо, я… иногда мне кажется… как будто мама не хочет, чтобы я вспоминал. Это меня пугает. Как будто в том, что я забыл, есть что-то дурное. Я… я ведь не совершил ничего страшного, Джо? — Нервный смешок. — Я ведь никого не убил, а?

Я смогла лишь хихикнуть в ответ, еще более нервно, чем он.

Садиг познакомил меня и Дину со своей невестой, Акилой, и ее дочерьми, Самирой и Тасним. Акила работала адвокатом по правам женщин. Она держалась с большим достоинством, несколько официально, но дружелюбно. Я сходила в церковь, как ни странно было делать это в Пакистане. Садиг рассказал, что сиделка его деда, Сюзан, христианка, пресвитерианка. В свое второе воскресенье в Карачи я посетила службу вместе с ней. Порадовалась, что Тетушка Хасина помогла мне с одеждой, — поскольку все женщины в церкви были в дупаттах, с покрытыми головами, как мусульманки. Вся служба, и проповедь, и литургия — молитвы, тексты из Библии, даже гимны — все на урду. Дина напросилась со мной. Она однажды уже бывала на мессе, когда училась в школе. Но в протестантской церкви она оказалась впервые.

Никакого хора и органа. Только маленький ансамбль — клавишник, две гитары и солист, — помогавший пастве петь гимны, слова которых были написаны на урду в сборниках «Джиит-э-Ибадат». Точно так же называется молитва у мусульман. Совсем юные, музыканты напомнили мне Криса и его группу. В конце службы я подошла к пастору, пожимавшему руки мужчинам и благословлявшему женщин прикосновением ладони к голове. Удивительно, какая пропасть разделяет меня и здешних прихожан, большинство из которых родом из Северной Индии, где бывал с миссионерскими визитами Прадедушка Пелтон.

Прошло две недели, прежде чем я поняла, куда дальше должна отправиться. Я думала о своей жизни все в тех же категориях — провидения и плана Господня, и как я должна следовать ему, несмотря ни на что. Несмотря на свидетельства, подтверждавшие, что мои прежние представления о плане Господнем — до встречи с Садигом — были непростительно ошибочны и долго вели меня по ложному пути. Тогда я думала о Господних планах, должна была разгадать их. Как головоломку. Словно моя рука раскладывала кусочки мозаики на нужные места. Но сейчас я просто встречала то, что происходило само по себе. И могла бороться с этим. Или, как предлагала Дина, уступить. Но никаких объяснений мне не требовалось.

Достаточно оказалось обычного разговора между незнакомцами, то есть моими новыми родственниками, в машине около кондитерского магазина, чтобы я четко поняла, каков должен быть мой следующий шаг.

Мы с Диной поднялись рано, чтобы успеть на меджлис в доме Тетушки Асмы.

— Дина, ты обязательно должна прийти, — настаивала та. — Встретишься с женщинами, которых столько лет не видела. Закира — это женщина, которая читает текст, — у нас Масума, очень современная. Не то что Тайиба Хуршид, фанатичка эдакая. — Тетушка недовольно поджала губы. — Лезет со своими назиданиями — мол, жена должна давать свое благословение, если муж хочет взять вторую жену, женщина не должна выходить из дому без разрешения мужа. Да еще заставляет всех носить хиджаб [133] Хиджаб — платок, полностью закрывающий волосы. . Не представляю, как ее вообще можно выносить, но эти глупые овцы прислушиваются к ней. Немыслимо!

Дина сначала сомневалась. И я ее понимала. Ей многое пришлось выдержать в этой поездке, со многим справиться. Жить в доме Садига, к примеру. Он ведь не подозревал, что поселил ее ровно в той комнате, которая принадлежала им с Акрамом во время их медового месяца. Здесь она долго тосковала в одиночестве, пока ее муж болел. Когда она попросила меня поселиться с ней вместе, чтобы защититься от призраков прошлого, я согласилась; при этом почувствовала, что мы стали гораздо ближе, чем по дороге в Пакистан, и рассказала ей то, о чем молчала раньше, — как учила урду и арабский и как использовала свои знания. Она узнала об этом раньше Садига. Но про Криса я до сих пор не рассказывала. Слитком трудно начать. И чем дальше, тем труднее.