Нафиса Хаджи - Сладкая горечь слез

Но после аварии все спрашивали себя — поскольку были слишком напуганы, чтобы задавать вопросы друг другу, — почему? Ответ мог обнажить проблему, которую мы пытались отрицать, но это становилось все труднее и труднее.

Полицейский, составлявший отчет о происшествии, рассказал:

— Он ехал слишком быстро. Траектория движения вела прямо в дерево. Здоровое такое дерево. Мы еле высвободили машину из ствола.

— Он был пьян? — спросила мама.

— Нет, мэм. Доктор говорит, в крови никакого алкоголя не обнаружено.

— Мам… а почему ты вообще об этом спрашиваешь?

— Ты не в курсе, Джо, — вздохнул папа. — Твоего брата пару месяцев назад задержали за вождение в нетрезвом виде.

— Что?! И вы мне ничего не сказали?

— Он не хотел, чтобы ты знала.

Доктор спросил, принимал ли Крис какие-нибудь препараты, и отец назвал парочку. И об этом я тоже не знала — оказывается, Крис принимал таблетки. Папа повторил, что Крис не хотел посвящать меня. У него был посттравматический стресс.

Я вытащила маму в коридор.

— Значит, вы просто скрыли от меня все?! Я что, больше не часть семьи? Меня вышвырнули из жизни Криса? Вот так вот?

Не отдавая себе отчета, что делаю, я орала, топала ногами, но, увидев мамино лицо, застыла. Обняла ее, и мы вместе заплакали. Мы все думали об одном и том же. Что авария вовсе не случайна. Крис специально въехал в дерево. Факты, которые постепенно всплывали в течение следующих недель, укрепляли наши подозрения. Однажды, когда Крис все еще был в коме, нам с мамой и Бабушкой Фэйт удалось отправить отца на часок домой, хотя бы принять душ. И он прослушал сообщение на автоответчике. Для Криса. Напоминание. Что ему уже звонили. В утро аварии. Сообщить, что скоро начнется новая отправка войск в Ирак.

Отец перезвонил им, объяснил ситуацию. Крис, благодарение Господу, никуда не поедет!

Потом и я заехала домой поспать часок-другой, но уснуть не смогла, а вместо этого раскрыла лэптоп и посмотрела, что за лекарства принимал Крис. Оба препарата в качестве побочного эффекта могли провоцировать суицидальные состояния.

Проверила почту, которой не занималась с момента аварии. В утро катастрофы Крис прислал мне сообщение.

Re: Для Джо

Прости, Джо. Передай маме и папе, что я прошу прощения. Я люблю тебя. Я люблю маму и папу.

К письму был приложен какой-то документ. Открыв, я обнаружила дневник. Жизнь Криса в Ираке. Все, о чем он не рассказывал.

Два часа я читала. Когда первое оцепенение прошло, хлынул фонтан слез, заливая клавиатуру компьютера. Ах, Крис, Крис, ну почему ты мне ничего не рассказал? Ответ я знала. Озвучивая мысли, произнося эти слова вслух, он вынужден был слушать собственные воспоминания. Никто из нас — ни мама, ни папа, ни я, — никто не мог увидеть смерть, что ты принес в своей душе из Ирака. Я могла бы понять. Но ты об этом не знал. Потому что я и сама давным-давно перестала разговаривать, я никогда не делилась с тобой своими сомнениями, через стену которых ты помогал мне перебраться. Я узнала правду и отложила ее подальше еще до начала войны. А потом сражалась со своими собственными демонами, визжавшими в уши чересчур громко, чтобы я смогла расслышать твоих, гораздо более жутких. Твои демоны принимали облик друзей, разорванных в клочья разрывами мин, рыдающих детей и женщин; они скрывались в обвиняющих взглядах стариков и в словах, которые я понимала, а ты — нет, потому что я отказалась поделиться с тобой знанием, родившимся из тех самых сомнений, которые я не сумела преодолеть.

Я не стала рассказывать маме о записке. В этом не было нужды. Она и так знала. Как и отец. Им не требовалось окончательное подтверждение, последнее доказательство. Что Крис пытался покончить с собой.

Приезжал Дэн. Я поставила точку в наших отношениях, хотя он готов был их развивать и дальше, но я — нет. Думаю, он не удивился.

Позвонила Дине — сообщить, что планы изменились.

— Я не могу поехать в Пакистан. По крайней мере, сейчас.

Напоследок Дина все же спросила:

— Джо, но ты не пропадешь надолго, скажи?

— Я буду звонить, обещаю. — Я говорила правду.

Я не рассказала, что произошло, почему я вынуждена отложить поездку. Тому нашлась тысяча причин, большая часть которых связана была с тем, в чем я так и не призналась ей, так и не рассказала Садигу. Что у него есть еще и сын. Не только дочь. Никогда в жизни я не молилась так страстно и искренне. Все мы молились. Должно быть, это подействовало.

Врачи надеялись на лучшее, выводя Криса из комы. Мы ждали, когда он очнется, — кажется, вечность прошла. И потом едва сдерживались, чтобы не пуститься в пляс на радостях. Врачи тут же примчались проверять размер повреждений мозга, о возможности чего они нас предупреждали.