Нафиса Хаджи - Сладкая горечь слез

Мне не пришлось работать ни в одном из знаменитых мест — Гуантанамо, Баграм или Абу-Грейб. Моя деятельность проходила в тени. Сначала в тюремных камерах Пакистана. Иногда — в номере отеля. Разные страны, разные места — секретные явки. Названия некоторых из них уже начали появляться в газетах. Африка, Азия, Восточная Европа, прекрасные острова в Индийском океане.

В Пакистане я бывала не единожды. Чаще на севере, но и в Карачи тоже. Всякий раз, приземляясь в родном городе Садига, я вспоминала о нем. Глядя в иллюминатор на огни Карачи, я думала, не здесь ли он сейчас. По пути из аэропорта на секретную квартиру и обратно я разглядывала город сквозь тонированное стекло, как женщина сквозь покрывало паранджи, — урывками, частями, всегда в спешке, обычно в рассветные часы. Не знаю, смогу ли когда-нибудь увидеть то же самое при дневном свете.

Языковые навыки мои использовались довольно узко: я задавала вопросы, раз за разом, одни и те же. Переводить такие же одинаковые ответы и заявления не составляло труда. «Я не виновен. Нет! Это неправда. Это ложь. Кто вам это сказал? Я не знаю. Не понимаю, о чем вы говорите. Я не террорист. Я не плохой человек. Я хороший человек». Рыдания и крики я переводить не умела. Да и нужды в этом не было.

Откуда я могла знать? Плач и мольбы звучат одинаково, говорит человек правду или лжет. Люди, с которыми я работала, тоже не могли различить истину и ложь. Но думали, что могут. Они полагали, что боль и смятение отфильтруют правду. И щедро предлагали то и другое. Вместе с угрозами. Напоминая о детях, женах, родственниках, оставшихся на свободе.

Однажды я участвовала в допросе двух маленьких мальчиков. Шести и восьми лет. Отец их был крупной добычей. Задание состояло в том, чтобы получить от детей сведения, которые помогут убедить их отца, что они у нас и их жизнь в опасности. Их мать мы тоже задержали. Я изо всех сил старалась понять мальчишек и чтобы они поняли меня, но я не привыкла разговаривать с детьми. Никогда не забуду ужас на их лицах.

Когда мы закончили, дежурный офицер, посмотрев на меня, сказал:

— Не поддавайтесь очарованию этих наивных детских глазенок. Их отец — убийца и чудовище. А они — будущие убийцы. И не стоят слез, которые вот-вот прольются Из ваших девичьих глаз.

Я растерянно поднесла ладони к лицу. Надо же, а я и не заметила. Настолько была сосредоточена на выполнении задания — окаменела и застыла, полностью отстранившись от источника собственных слез.

На самом первом задании мои сослуживцы — правительственные чиновники, не военные — припомнили старую шутку: «Если мы расскажем тебе, на кого работаем, нам придется тебя убить», как будто и так не было понятно. Накануне вечером, в барселонском отеле, руководитель группы забросал меня советами:

— Не покупайся на все то дерьмо, которым они будут тебя пичкать. Они будут рыдать, орать, что ни в чем не виноваты. Взрослые мужики. Будут рыдать и вытирать сопли. Будь к этому готова. Они будут рассказывать душераздирающие истории. Про то, какую чудовищную ошибку мы совершаем. Помни, это не твоя забота. Твое дело — переводить. Объяснить им то, что мы велим сказать. И пересказать нам их ответ.

Остальные кивали, прикладываясь к стаканам с выпивкой. Я, широко раскрыв глаза, потягивала свою кока-колу и пыталась подготовиться. Утром за завтраком я предложила помолиться за успех нашей миссии. Парни дружно кивнули в знак одобрения. Я прикрыла глаза, склонила голову и заговорила:

— Господи, мы просим Тебя не оставлять нас, сопровождать в нашем задании, позволить нашим рукам стать Твоими руками, нашим словам — Твоими словами, свершить свой труд в согласии с Твоей волей. Во имя Иисуса, аминь.

«Аминь», — отозвались остальные. Здоровенные крепкие парни, не дураки выпить, перемежающие речь матом, доверились мне, вслушивались в мой дрожащий, напуганный, что-же-будет-дальше голос. После того первого задания я, глядя на них, вспоминала, на что способны эти люди. И сожалела о совместной молитве с ними. Но перед следующим заданием меня вновь попросили о молитве, а потом еще и еще. И я соглашалась, всякий раз не уверенная, что поступаю правильно.

Вы можете подумать, что я попросту не гожусь для этого дела. Не знаю, что можно сказать обо мне на том основании, что эти люди приняли меня в свой круг. Я ведь даже не лучшим образом справлялась со своей работой, не так хорошо, как местные контрактники — блестящие переводчики, по сравнению со мной. Думаю, мне гораздо больше доверяли. Просто потому, что я была не местной.