Нафиса Хаджи - Сладкая горечь слез

— Ты сердишься?

— Что ты, Энджи, нет. Это просто ошибка. Я люблю тебя, и я с тобой.

И я прикрыла глаза, успокоенная и счастливая.

Несколько минут спустя я услышала, как он говорит по телефону. С Конни. Рассказывал ей обо всем. И я мгновенно пришла в ярость. Он вернулся, взял меня за руку; сочувственно глядя в глаза, проговорил:

— Дорогая, Конни все устроит.

— Конни?..

Он кивнул:

— Она записала тебя на прием, прямо сейчас.

— На прием?

— На аборт. — Папа стиснул мою руку. — Я буду рядом с тобой.

— Аборт? — Рука безвольно обмякла.

— Все будет хорошо, обещаю. Это несложная операция. — Он коротко прижал меня к груди, глянул на часы: — Мне нужно забрать Кори и Мишель с их занятий. Я скоро вернусь, Энджи, и мы еще поговорим об этом. Но ни о чем не беспокойся, ладно?

Я окаменела, не произнеся ни слова. Слышала, как звякнули ключи, хлопнула входная дверь, взревел, постепенно затихая, двигатель автомобиля. А я все пыталась глубоко дышать, чтобы успокоиться. Не помогало. Я спрыгнула с дивана, бросилась вслед отцу, но он уже уехал. Едва вошла обратно в дом, зазвонил телефон. Мама.

— Энджи? Детка, возвращайся домой!

— Что случилось, мам?

— Папа… твой дедушка… У него случился сердечный приступ. Я… пыталась делать массаж сердца, но ничего не помогло. Он умер до приезда «скорой помощи», и они тоже не смогли его реанимировать. Ты приедешь, Энджи? Приедешь, правда?

Я сказала, что приеду, и повесила трубку. И зарыдала. Зажатая между жизнью и смертью — и смерти будет больше, если согласиться на то, что предложил отец, — я не представляла, что делать. Я бросилась к Дине, а в голове все время звучал голос дедушки. Он был таким замечательным, и вот его больше нет, а я была для него сущим наказанием. Представляю, что бы он сказал про папину идею насчет аборта. Страшный грех, покрывающий грех. Вместо искупления.

Дверь открыла Саба, дочь Дины.

— Мама дома?

— Да.

Я ринулась в дом, но Саба успела крикнуть мне вслед:

— Она молится.

— Молится? — притормозила я.

— В своей комнате. Она скоро закончит. Ты можешь подождать в гостиной.

Я уже стояла на пороге гостиной, дверь в комнату Дины, в дальнем конце коридора, была открыта. Дина, с головы до ног закутанная в белое покрывало, стояла на маленьком коврике. Она поклонилась, выпрямилась, прижала ладони к ушам, затем склонилась всем телом, коснулась лбом пола, при этом губы ее все время шевелились. Я никогда прежде не видела такой молитвы и не могла отвести глаз. Она — моя подруга, мать Садига, бабушка той жизни, что существует отныне во мне, и она же — совершенно иная, с чуждыми мне привычками и правилами. Я подумала о дедушке — как бы он воспринял Дину. Наверное, как заблудшую душу, которая должна быть спасена, раз таким причудливым образом она молится неправильному Богу, совсем не тому, к которому я только что вернулась.

Через несколько минут Дина закончила. Сложила коврик, выпрямилась и, обернувшись, заметила меня. Выходя из комнаты, она развязывала белое одеяние, все еще скрывавшее ее фигуру, и улыбалась как ни в чем не бывало.

— Анжела! — обрадовалась она, но, подойдя ближе, разглядела мое лицо. — Анжела, все в порядке?

Поколебавшись всего мгновение, я кивнула:

— Все нормально. Простите, я не знала, что вы заняты.

— Ничего страшного, я уже закончила. Хочешь, приготовлю чай?

— Нет, спасибо. Я… мне пора.

— Анжела, точно все нормально? — нахмурилась Дина. — Ты выглядишь… расстроенной. Что-то произошло?

Что я могла сказать? Я сгорала от стыда. Она была так добра ко мне — эта женщина с ее странной неправильной верой. А мне недостает всего, что требует моя вера. Я занималась сексом с ее сыном, который младше меня и все еще учится в школе. Я ношу его ребенка. Мой дед умер. Нет таких слов, чтобы выразить все, что я чувствовала. Наверняка я знала только одно — нужно возвращаться домой. Папа и Конни с их кровожадно-смертоносными планами аборта; Дина с ее чужими богами и странными молитвами — все эти люди мне чужие, они не вписываются в мой мир. Я должна найти путь обратно, вернуться. Начисто стереть все с доски и начать заново.

— Все хорошо, — твердо проговорила я. — Спасибо. — И, уже выбегая на улицу, бросила через плечо: — Пока.

Я влетела в отцовский дом, схватила сумку, начала заталкивать туда свои вещи. Я рыдала вслух, не заметив, что в доме кто-то есть.

Шаги. Невнятное бормотание.

— Ты в порядке?

Джейк. Джейк Марч, мастер на все руки. Унять слезы я все равно не могла, поэтому заорала во весь голос: