Ахмад Дехкан - Путешествие на высоту 270

– С благополучным тебя!

– Давай поспим, – говорит мне Масуд. – Начиная с сегодняшнего вечера, кто знает, когда еще поспать придется.

– Да, – смеюсь я, – если с нами не сделают то, от чего мы уснем навеки!

Ухмыляясь, он ложится во всю длину окопа, и я тоже, валетом. Окоп узкий и сырой. Эта сырость проникает в грудь. От холода не можем заснуть. Я сгруппировываюсь, и всё равно без толку. Ворочаемся, наконец, Масуд говорит:

– Есть что-нибудь, чем можно накрыться?

Подумав, я отвечаю:

– Арафаткой давай.

Я снимаю платок, и мы накрываемся ими сверху. Прячем под них головы и прижимаемся друг к другу. От дыхания под платками согреваемся. Я чувствую приятное тепло, и веки мои тяжелеют. Не знаю, когда заснул Масуд.

Я просыпаюсь и вздрагиваю от холода. Открываю глаза и вижу, что небо подернулось пепельным цветом, начинаются сумерки. Сажусь. Масуд спит, скорчившись, зажав руки коленками. Сам еще не проснувшись, бужу его:

– Масуд! Масуд!

Открывает глаза и смотрит на меня, будто не узнавая. Не сразу отводит от меня взгляд, садится, оглядывается по сторонам. Я жалею, что не проснулся раньше. Сумерки полны печали, и, если просыпаешься в сумерки, эта печаль надолго остается в душе.

– Салам, салам, Ага-Насер! Удивительно: проснулись? Кто вы, вообще?

Это Расул начал свою щебечущую болтовню. Он сидит в окопе, а Абдулла рядом с окопом. Издали к нам идет Али. Я его не вижу, но слышу те шутки, которые он отпускает, проходя мимо каждого окопа – и сам же хохочет над ними. Перемахивает через склон и, увидев наше состояние, с удивлением восклицает:

– До сих пор дрыхли? И не лопнули?

Я отвечаю ему улыбкой и спрашиваю:

– Какие новости?

– После намаза выступаем. Сегодня вечером дело будет.

Расул аж подпрыгивает от радости:

– Как хорошо получается, здорово получается! Уже выступаем!

Али, придав своему лицу насмешливое выражение, отвечает:

– Хорошо получается, говоришь? А если завтра тебя забинтуют как мумию и отправят в тыл – это как, хорошо будет? Вот уж хорошо – прямо здорово!

Улыбка преображает целиком всё загорелое, мужественное лицо Абдуллы:

– Тогда давайте намаз быстрее прочтем!

Он глазами что-то ищет в небе и добавляет:

– Уже можно читать намаз, вот вечерняя звезда!

Указывает на звезду, мерцающую в сумеречном небе невысоко над горизонтом, и шагает куда-то прочь. Я сажусь на бруствер окопа. Вдали ведут огонь орудия и минометы, и мигают оранжевые сполохи. Абдулла, уходя, бросил нам через плечо:

– Пойду посмотрю на другие окопы.

– А я думал, ты намаз читать пошел! – говорю я ему.

– Я с утра в этом окопе гнию, – отвечает он. – Подлецы, в свой бывший сортир нас загнали!

Удаляясь, он грозит кулаком куда-то в небо и кричит:

– Ну, трусливые души! Выходи все на одного! Выходи по одному – из вас котлеты буду делать… Салам, брат! Как дела?!

Али ходил к Мехди, теперь вернулся и говорит мне:

– Ступай, у Мехди к тебе дело.

– Какое дело? Он не сказал?

Али, не отвечая, ощупью ищет что-то в темноте.

– Снаряжение брать с собой? – спрашиваю я.

– Вообще-то не надо, но… Темно, думаю, если возьмешь, не ошибешься.

Он опять уходит. Я спрашиваю, куда, и вернется ли он. Али отвечает:

– Пойду Мирзу позову. Ты иди к Мехди, мы сейчас с Мирзой подойдем. Масуд уже там.

Я вижу фигуру Расула, наполовину выползшего из окопа и внимательно слушающего нас. Навьючиваю на себя всё мое снаряжение, Расул спрашивает:

– Ты куда? Вернешься еще?

Хотя он и слышал весь наш разговор с Али, я объясняю ему:

– Я иду к Мехди-аге.

И я иду – в темноте, осторожно. Слышу голоса ребят в окопах. Кто-то беседует, кто-то читает молитву. Вдали в небе горят несколько осветительных ракет, но они неяркие. Волосками света отражаются в воде.

– …Я был с тем парнем из нашего квартала, мы сдавали экзамены…

– Далеко от меня не отходи, пулемет тоже берем…

– Максимум три-четыре дня, всё, что будет, оно именно в эти дни…

Возле каждого окопа я окликаю Мехди, и всякий раз мне отвечают, что он – дальше. Тростник хлещет меня по лицу, я весь искололся. Чтобы спастись от него, стараюсь идти вплотную к насыпи укрепсооружения. Нахожу Мехди. Он снаряжен к бою, сидит, обхватив руками колени. Похож на сжатый кулак.

– Садись, – говорит мне. – Сейчас остальные подойдут.

– А где Масуд? – спрашиваю я.

– Сейчас подойдет.

Тон Мехди необычен. Он словно сдерживает рыдания. Я сажусь рядом. Масуд пикирует на нас с верха насыпи, и я протестую: