Зои Хеллер - Правдолюбцы

— М-м-м… — Одри быстро листала страницы.

— Я его надписала, — добавила Карла.

Одри открыла фолиант на первой странице и прочла дарственную надпись: «Маме с любовью и восхищением от Карлы и Майка».

— Очень мило, — повторила Одри. — Чудесный подарок. Спасибо. — Захлопнув альбом, она положила его на пол у своих ног. — Так как насчет пива? Или ты хочешь вина, Ленни?

— Вина, пожалуй.

— И правильно. Тогда открывай бутылку.

— Пусть лучше Майк откроет, — предложила Карла. Она знала, что мужу сильно не понравится, если бутылку, его подарок, откупорит Ленни.

— Как скажете, — пожал плечами Ленни.

— Принеси кружки, Карла, — скомандовала Одри, — и меню из китайского ресторана. Оно в ящике, рядом с холодильником.

Когда через час явилась Роза, еда уже разогревалась в духовке, а Карла, стоя на четвереньках, отмывала пол на кухне.

«Шалом!» — услыхала Карла протяжное, ехидное приветствие, которым Одри встретила дочь. Далее последовал короткий обмен репликами, но Карла не разобрала, о чем шла речь.

Затем Роза вошла на кухню.

— Что ты, по-твоему , делаешь? — возмутилась она.

Раскрасневшаяся от физических усилий Карла ответила извиняющимся тоном:

— Здесь было так грязно, вот я и…

Роза раздраженно застонала:

— До каких пор ты будешь мамочкиной дармовой прислугой?

Карла встала на ноги.

— Прости.

— За что ты извиняешься? — рявкнула Роза.

— Прости… то есть хорошо, больше не буду. — Карла улыбнулась. — Как ты? Как прошел день?

— Все было прекрасно, пока я не пришла сюда, — угрюмо ответила Роза.

Карла нервно засмеялась. Похоже, религия только добавила Розе суровости. Когда они вынимали из духовки контейнеры с едой, на кухню забрел Ленни.

— Снимаете пробу, девочки? — Едва заметно пошатнувшись, он оперся рукой о стол.

— Я пока не расположена с тобою разговаривать, Ленни, — сказала Роза.

— Не я проболтался маме про школу. Таня ляпнула. Она не знала, что это секрет…

— Это не секрет, болван.

— Тогда в чем проблема? — Он выжидающе молчал. — Ладно, валяй, злись дальше.

— Скажи-ка, — внезапно накинулась на него Роза, — Таня знает, с кем ты провел ночь в моей квартире?

— Нет. Зачем ей знать? Собираешься ввести ее в курс дела?

— Боже упаси! Разрушить вашу великую любовь? Ни за что.

— Господи, Ро, — зевнул Ленни. — Расслабься, а?

— Не смей! — взорвалась Роза. — Чтобы я больше не слышала этого «расслабься»! Тебе что, все еще четырнадцать лет?

— Ребята, — вмешалась Карла, — не забывайте, у мамы сегодня день рождения…

— Тебе известно, что у Джейн есть парень? — продолжала наскакивать Роза. — И не просто парень, а жених?

— Спрашиваешь, — ухмыльнулся Ленни. — Она показала мне кролика, которого он ей подарил. Офигеть.

На шее Розы проступили жилы.

— Если она так смешна, зачем же ты переспал с ней? Или, когда ты совращаешь девушек, которых не уважаешь, ты чувствуешь себя взрослым мужчиной?

Ленни словно в изнеможении уронил голову на плечо:

— Перестань, Ро, я ее уважаю.

— Ну да. И поэтому вы с этой мразью Джейсоном весь вечер издевались над ней!

— Мы просто развлекались, Роза! А ты весь вечер просидела, как прокурор на Нюрнбергском процессе. Чего тебе неймется? Или ты решила наложить запрет на веселье, на секс? Ну конечно, ведь ты теперь вся из себя такая важная еврейка.

— Все, хватит. — Роза сложила руки на груди. — С тобой невозможно разговаривать.

На кухню вошла Одри:

— И где эта чертова еда?

Атмосфера за ужином была тягостной, даже по меркам Перри-стрит. Роза надменно молчала. Ленни изъяснялся односложно. Одри то впадала в рассеянность, словно забывая, где находится, то демонстрировала пресловутый крутой нрав. Застольная беседа заглохла бы, едва начавшись, если бы не Таня.

— Я конкретно против войны в Ираке, — объявила она, стоило всем усесться за стол. — Я конкретная пацифистка, правда, Лен? Не разрешаю убивать даже тараканов в своей квартире.

— Угу, — будто через силу буркнул Ленни.

— Значит, ты выступала бы против тех американцев, что сражались во Вторую мировую войну? — спросил Майк.

— Разумеется! — воскликнула Таня. — Конкретно против. Насилие ведет только к еще большему насилию.

Карла сидела как завороженная, изумляясь самоуверенности, с какой высказывалась эта девушка. Насколько проще жить, когда искренне веришь, что школьные познания позволяют с апломбом судить обо всем на свете.

— Слыхала, ма? — обратился Майк к Одри. — Таня сожалеет, что мы воевали против нацизма!