Исабель Альенде - Инес души моей

— Мертвый солдат — тем более.

Я дала ему выпить стакан чичи из опунции, чтобы помочь оправиться от испуга и самой выиграть время, потому что я не знала, как подступиться к нужной теме. Наконец я решила действовать прямо.

— Я вижу ваш интерес ко мне, Эскобар. И, так как это может обернуться плохо для нас обоих, впредь лечить вас будет Каталина.

И тут Эскобар, как будто он только и ждал, чтобы кто-нибудь приоткрыл дверь в его сердце, обрушил на меня водопад признаний вперемешку с романтическими заявлениями и обещаниями любви. Я попыталась напомнить ему, с кем он позволяет себе такие вольности, но он не дал мне договорить. Он обнял меня и крепко прижал к себе, так неудачно, что, отпрянув назад, я споткнулась о Бальтасара и повалилась спиной на пол, а Эскобар упал на меня. Любого другого, кто бы так набросился на меня, пес бы тут же разорвал в клочки, но этого юношу он хорошо знал и решил, что это игра, и, вместо того чтобы броситься на него, стал прыгать вокруг нас, радостно лая. Я сильная и не сомневалась, что смогу защитить себя, поэтому кричать не стала. От людей, которые были снаружи, нас отделяла лишь навощенная парусина, и я не хотела привлекать лишнего внимания. Раненой рукой прижимая меня к груди, а другой поддерживая под затылок, Эскобар осыпал мне лицо и шею поцелуями, влажными от слез и слюны. Я уже стала молиться Деве Заступнице, готовясь ударить его коленом в пах, но было поздно, потому что в эту минуту в комнату вошел Педро со шпагой в руке. Он все это время следил за нами, скрываясь в другой комнате шатра.

— Не-е-ет! — закричала я в ужасе, увидев, что он собирается проткнуть шпагой несчастного солдатика.

Резким рывком мне удалось выбраться из-под Эскобара и накрыть его своим телом. Я старалась защитить юношу и от шпаги Вальдивии, и от пса, который к тому времени вернулся к роли охранника и пытался укусить его.

Не было ни суда, ни объяснений. Педро де Вальдивия просто позвал дона Бенито и приказал ему повесить Эскобара на следующее утро, после мессы, перед всем нашим отрядом. Дон Бенито под руку увел дрожащего юношу и оставил его в одной из палаток под надзором, но без кандалов. Эскобар был совершенно изничтожен, но не страхом смерти, а болью разбитого сердца. Педро ушел в палатку Франсиско де Агирре, где всю ночь играл в карты с другими капитанами, и вернулся только на рассвете. Он не позволил мне поговорить с собой, но, думаю, даже если бы он это и позволил, мне бы ничего изменить не удалось. Он просто обезумел от ревности.

Тем временем капеллан Гонсалес де Мармолехо пытался утешить меня, говоря, что в том, что произошло, моей вины нет, а только вина Эскобара, потому что он возжелал жену ближнего своего, — какой-то вздор в этом духе.

— Надеюсь, вы не будете сидеть сложа руки, падре. Вы должны убедить Педро, что он собирается совершить ужасную несправедливость, — взмолилась я.

— Генерал-капитан должен поддерживать дисциплину среди своих людей, дочь моя, он не может терпеть подобных оскорблений.

— Педро прекрасно терпит, когда его люди насилуют и бьют жен других людей, но не дай Бог, если кто-то хоть пальцем тронет его собственную!

— Он не может взять свои слова обратно. Приказ есть приказ.

— Конечно, он не может взять свои слова обратно! Этот юноша не заслуживает виселицы за свой проступок, и вы это знаете так же хорошо, как и я. Идите и поговорите с Педро!

— Я поговорю с ним, донья Инес, но предупреждаю вас, что он не изменит своего решения.

— Пригрозите ему отлучением от церкви…

— Подобными угрозами так просто не бросаются! — в ужасе воскликнул священник.

— Да, а Педро вполне может так просто взять на душу убийство человека, правда? — возразила я.

— Донья Инес, смиритесь. Это не в ваших руках, а в руце Божией.

Гонсалес де Мармолехо все-таки отправился разговаривать с Вальдивией. Он завел разговор в присутствии капитанов, которые играли с Педро в карты, с мыслью, что они помогут убедить его простить Эскобара. Но капеллан просчитался: при свидетелях Вальдивия уж точно не мог отступиться от своего приказа. К тому же приятели поддержали его: на его месте они бы поступили точно так же.

Тогда я пошла в шатер Хуана Гомеса и Сесилии, как будто чтобы проведать новорожденного. Инкская принцесса была красива как никогда. Она отдыхала, лежа на мягкой перине, в окружении своих служанок. Одна индианка разминала ей ступни, другая — расчесывала ее волосы цвета воронова крыла, третья — выжимала молоко ламы с тряпочки в рот ребенка. Хуан Гомес восхищенно наблюдал за этой сценой, будто очутившись у яслей младенца Иисуса. Меня окатила волна зависти: я бы полжизни отдала за то, чтобы оказаться на месте Сесилии. Поздоровавшись с молодой матерью и поцеловав дитя, я взяла под руку отца и вывела его из палатки. Я рассказала ему, что произошло, и попросила помочь мне.