Исабель Альенде - Инес души моей

В те времена он говорил, что ему семьдесят семь лет, хотя своей длинной белой бородой и появившейся в последние годы склонностью возвещать апокалипсис он походил скорее на столетнего библейского патриарха. Навязчивая идея о скором конце света не мешала ему заниматься земными делами, и деньги он делал как будто по Божественному вдохновению.

В числе его замечательных предприятий был конный завод, который мы держали с ним вместе на партнерских началах. Мы экспериментировали, смешивая породы, и в конце концов получили сильных, красивых и послушных животных, эту прославленную чилийскую породу, которая теперь известна по всему континенту, потому что наши кони так же благородны, как арабские скакуны, но более выносливы.

Епископ умер в том же году, что и моя добрая Каталина. Мармолехо страдал от легочной болезни, от которой не помогали никакие лекарственные растения, а Каталину убил кусок черепицы, упавший ей на голову во время землетрясения. Она умерла сразу, даже не поняв, что происходит. Примерно тогда же умер и Вильягра, который под конец жизни так устрашился своих грехов, что стал носить францисканскую рясу. Некоторое время он был губернатором Чили, и его будут помнить как одного из самых крепких и отважных военных, но его никто не любил, потому что он был скареден. Жадность — недостаток, который неизменно отпугивает щедрых испанцев.

Времени рассказывать подробности уже не осталось, доченька, потому что стоит немного задержаться — и мой рассказ останется неоконченным, а ведь никому не понравится прочесть несколько сотен страниц и обнаружить, что история так ничем и не заканчивается. Чем окончится эта история? Моей смертью, полагаю, потому что, пока во мне теплится жизнь, у меня достанет воспоминаний заполнять пустые страницы. О такой жизни, как моя, всегда найдется, что рассказать. Мне надо было начать записывать воспоминания уже давно, но я была слишком занята: чтобы поднять город и обеспечить его процветание, нужно много работать. Писать я начала только тогда, когда умер Родриго, и от печали у меня пропало желание заниматься теми делами, которые раньше казались безотлагательными. Когда его не стало, я почти совсем перестала спать по ночам, а бессонница очень помогает писать.

Я все спрашиваю себя, где мой муж, не ждет ли он меня где-нибудь или прямо здесь, в доме, среди других теней, незаметно заботясь обо мне, как он всегда делал при жизни. Каково это — умирать? Что там, по другую сторону жизни? Только лишь ночь и молчание? Мне думается, что умереть — это как полететь, как стрела в темноте, к небу, в бескрайнее пространство, где предстоит искать своих любимых людей, одного за другим. Меня удивляет, что сейчас, когда я так много думаю о смерти, мне все еще хочется создавать новое и удовлетворять свои амбиции. Наверное, это гордыня: мне хочется оставить добрую славу и память по себе, как говорил Педро. Подозреваю, что в этой жизни мы никуда не движемся, тем более — когда спешим; идти можно только в одну сторону, шаг за шагом — к смерти. Так что — вперед, продолжать рассказ, покуда мне достанет дней, ведь воспоминаний у меня очень много!

Выйдя замуж за Родриго, я решила избегать Педро, по крайней мере поначалу, пока не пройдет злоба, заменившая любовь, которую я чувствовала к нему в течение десяти лет. Я возненавидела его так же сильно, как раньше любила, и так же усердно старалась ранить его, как защищала прежде. Все его недостатки усугубились в моих глазах: он уже казался мне не благородным, а лишь амбициозным и тщеславным; раньше он был крепок, смекалист и суров, а теперь стал толст, лжив и жесток. Я отводила душу только с Каталиной, потому что стыдилась этого своего предубеждения против бывшего возлюбленного. Мне удалось скрыть свое настроение от Родриго, чья прямота не позволяла ему заподозрить во мне дурные чувства. Так как сам он был не способен на низость, то не подозревал ее и в других. Возможно, ему казалось странным, почему я не появлялась в Сантьяго, когда Педро де Вальдивия бывает в городе, но он мне об этом не говорил.

Я занялась обустройством наших загородных домов и продлевала свое пребывание в них настолько, насколько это было возможно, — под предлогом сева, выращивания роз или разведения лошадей и мулов, хотя в глубине души скучала и чувствовала, что мне не хватает работы в больнице. Родриго ездил из Сантьяго за город каждую неделю, разбивая себе спину напряженным галопом, чтобы повидать свою дочь и меня. Свежий воздух, физический труд, твое общество, Исабель, и выводок черных щенков, отпрысков старого Бальтасара, мне очень помогали.