Энтони Дорр - Стена памяти (сборник)

Герб среднего роста и сложения, лысый и не особенно амбициозный. Обнажающиеся в улыбке, его зубы похожи на впопыхах собранную мозаику. Еще у него бросаются в глаза вены на предплечьях – все руки ими оплетены, как корнями какого-то растения. Он ведет у выпускников Вайомингского университета курс молекулярной филогенетики {42}. Они с Имоджиной живут в пятнадцати милях от города в одноэтажном кирпично-деревянном доме с участком в пять акров, {43}заросшим преимущественно шалфеем и кострецом. Зато у них свой кусок сухого русла с несколькими тополями, кладбище брошенных шин (Герб все собирается произвести там расчистку) и целая стая перепелок, которые иногда ранним утром принимаются опрометью перебегать подъездную дорожку. У Имоджины двадцать две птичьи кормушки – и на столбах, и из-под крыши свисают, и плоские, и сферические, и сделанные из банок из-под кофе, и в виде маленьких швейцарских шале, – так что каждый вечер, придя с работы, она ходит от одной к другой со стремянкой и ведерком семенной смеси, подсыпает, чтобы были полные.

В сентябре 2002-го Имоджина глотает последнюю противозачаточную таблетку, и они с Гербом выходят вместе на подъездную дорожку, чтобы обухом топора вдрызг раздолбать там пустую баночку из-под пилюль. Герба это возбуждает: связки у Имоджины на шее напрягаются – хрясь! – и осколки пластика разлетаются по гравию. Последнее время он постоянно думает о детях, представляет себе, как приходит домой с занятий, а там его встречает потомство, да в таком количестве, что аж мебели не видать.

На протяжении следующих тридцати суток Герб и Имоджина занимаются сексом шесть раз, делая это по утрам. После секса Имоджина каждый раз вздымает таз чуть ли не к потолку, закрывает глаза и пытается вообразить то, что описал ей Герб: как неисчислимые полчища сперматозоидов вливаются в шейку матки, все там заполняют и проникают в фаллопиевы трубы. После чего их с Гербом хромосомы сцепляются друг с дружкой; в своем воображении она при этом даже как бы слышит еле уловимый щелчок – будто сомкнулись два зубчика застежки-молнии.

Потом в окнах появляется солнце, и Герб ставит подогреваться хлеб для тостов. А оплодотворенная яйцеклетка, похожая на крошечный вопросительный знак, с этого момента начинает свое развитие в утробе.

И ничего. Первый месяц, первые месячные. Второй месяц, вторые. Так проходит четыре месяца, и в канун Нового года, под завывание ветра, заметающего крыльцо мокрым снегом, Герб даже чуток всплакнул.

– Просто я еще вывожу из организма контрацептивы, – говорит Имоджина. – Это такая дрянь, за сутки от них не избавишься.

Наступает 2003-й. Имоджина начинает всюду замечать беременных. Они вылезают из микроавтобусов у магазина «Лоуф-н-джаг» {44}, сидят на корточках в проходах «Уолмарта» {45}, на просвет разглядывая младенческие ползунки. Вот беременная ремонтница чинит их офисный ксерокс; вот беременная клиентка в актовом зале проливает апельсиновый сок. Ну что за изъян такой в Имоджине, которого нет в этих женщинах?

Из интернета она узнает: чтобы наступила беременность, паре в среднем требуется около года. Ну ладно. Нет проблем. У них с Гербом еще куча времени. В конце концов, ей только тридцать три. В марте тридцать четыре.

По наущению Герба Имоджина, проснувшись, теперь каждое утро сует в рот градусник. А муж на листе миллиметровки строит график температур. Нам надо, объясняет он, определить момент, когда будет пик овуляции. И каждый раз, позанимавшись с нею сексом, он рисует на этом графике крестик.

Еще три месяца, еще три месячных. Еще четыре месяца – то же самое. На периоды пиковых температур Имоджины Герб нападает с целыми отрядами крестиков. Она лежит на кровати, вытянув пальцы ног к потолку, а Герб на ней возится, трудится и, хрюкнув, выпускает очередную стаю сперматозоидов.

И ничего. У Имоджины опять спазмы, кровь, и она шепчет в телефонную трубку:

– Опять, опять… Я просто чертовы швейцарские часы!

В университете начинаются каникулы. Возвращаются дрозды Брюера {46}. Возвращаются жаворонковые овсянки {47}. Имоджина, как заведенная, ходит и ходит по двору со стремянкой, сыплет в кормушки семена. А ведь не так давно, думает она, меня бы за это публично побили камнями. Герб со мной развелся бы. Мы бы лишились урожая. Шаманы насовали бы мне в половые пути чеснока.

В августе секретарша кафедры биологии Сондра Джуттен рожает девочку. Герб и Имоджина навещают ее в больнице, дарят гвоздики. Младенец весь сморщенный, косоглазый и невыразимо сладкий. Головенка в чепчике. Тоже сморщенная и продолговатая.