Энтони Дорр - Стена памяти (сборник)

Покончив с первой бутылкой фанты, Луво принимается за вторую, над ним медленно крутятся лопасти потолочного вентилятора, и три улыбчивые женщины то и дело обращают к нему свои добрые, лоснящиеся от пота лица, как будто в их мире черные и белые это одно и то же, да и другие различия между людьми не так уж много значат; потом они встают и загружаются в фургон, чтобы ехать уже до самого Кейптауна.

Одна из Паул за рулем, две другие женщины спят. За окнами мелькают столбы с телефонными проводами и машут ими, машут, как тонкими крыльями, гнущимися наподобие пологих парабол. Дорога неукоснительно прямая. Паула-водительница время от времени поглядывает назад, на Луво, сидящего на заднем сиденье.

– Болит голова?

Луво кивает.

– А что за окаменелость-то?

– Похоже, что это, ну… были такие, называются горгонопсии.

– Горгоно… чего? Это как та Медуза? Змеи вместо волос и все такое?

– Про это я точно не знаю.

– Хотя те-то просто горгоны. Ну, то есть Медуза и ее сестры. Обращали в камень всякого, кто глянет им в глаза.

– Правда?

– Правда, – подтверждает сорок раз новорожденная финка Паула.

– Эта горгонопсия очень древняя, – говорит Луво. – Из тех времен, когда вся тутошняя пустыня была болотом, через которое текли полноводные реки.

– Понятно, – говорит Паула. Едет, постукивая большим пальцем по баранке в такт музыке. – Так тебе, стало быть, нравится это дело, а, Луво? Приезжать туда и копаться, искать всякие древности?

Луво смотрит в окно. Интересно, что еще таится под обнесенными колючей проволокой пастбищами, под плосковерхими горами, спящими при свете то солнца, то далеких и вечных звезд, под вельдом, кое-где поросшим карликовым кустарником, под всей беспрерывно обдуваемой ветром и с сотворения мира нетронутой землей Кару. Что там таится еще?

– Ну, в общем, да, – отвечает он. – Мне это нравится.

Паула подгоняет фургон к самым воротам участка Шефе Карпентера, ставит машину поближе к стене, оштукатуренной и беленой, и все четверо вылезают. Подойдя к камере наблюдения, Луво машет рукой, но ничего не происходит, поэтому все садятся на обочину и ждут. Не успевает пройти и десяти минут, как со стороны улицы появляется сам Шефе в халате: оказывается, он выгуливал своих двух колли. Он узнает Луво, приветствует его и с удивлением разглядывает женщин – их всклокоченные волосы, мятые рубашки, – а когда они, открыв заднюю дверь фургона, вынимают оттуда нечто, завернутое в изодранные останки спального мешка, он целую минуту смотрит на окаменелость, не произнося ни звука. В его глазах при этом одновременно и недоверие, и восторг; он словно не совсем убежден в том, что увиденное ему не приснилось. Потом, когда он обращает взгляд на Луво, у него дрожат губы и чуть ли не слезы на глазах.

Через двадцать минут они стоят в его безукоризненно прибранном гараже, пьют кофе, а освобожденный от каменной начинки череп лежит на крашеном полу. Огромная такая голова, отвоеванная у прошлого и вырванная из привычной среды. Шефе кому-то звонит, приходит какой-то индиец, долго, поглаживая подбородок, разглядывает череп, а потом тоже делает несколько телефонных звонков. Видно, как он взволнован. В течение часа приходят еще трое мужчин посмотреть на череп и на трех беспрерывно зевающих финок и странного мальчишку в шерстяной шапке.

В конце концов Шефе уходит в дом и возвращается одетым в элегантный темно-синий костюм. Говорит, что может предложить миллион четыреста тысяч рэндов. У финок одновременно отпадают челюсти. Они пихают Луво в спину. Потом восторженно вопят, прыгая вокруг гаража. Луво интересуется, сколько Шефе может заплатить ему сейчас, и Шефе переспрашивает:

– Сейчас? В смысле сегодня?

– Сейчас – это значит сейчас, – говорит одна из финок.

Еще через полчаса Шефе выплачивает Луво тридцать тысяч рэндов наличными. Это такая куча денег, что ему приходится к ним в придачу выдать Луво объемистый пластиковый пакет. А оставшуюся сумму Луво просит всю переслать в Кайеличе Феко Гарретту – Сайт-Си, дом В478А.

– Всю сумму? – переспрашивает Шефе, и Луво подтверждает:

– Да-да, всю.

– А как мы узнаем, что вы это сделали? – спрашивает Паула, и Шефе Карпентер обводит их по очереди взглядом, впервые за последние несколько минут оторвав его от окаменелого черепа, словно не верит своим ушам: кто это тут подал голос? Его глаза один раз моргают.

– Теперь вы можете идти, – говорит он.