Эмма Донохью - Комната

— Почему ему надо будет меня похоронить?

— Потому что мертвые тела очень быстро начинают вонять.

В нашей комнате и так уже плохо пахнет из-за того, что мы не смываем воду в туалете, а подушка испачкана рвотой и все такое прочее.

— Значит, «червяк влезает, вылезает…».

— Совершенно верно.

— Но я не хочу, чтобы меня похоронили и чтобы по мне ползали червяки.

Ма гладит меня по голове:

— Но это же понарошку, понимаешь?

— Как в игре?

— Только без смеха. Это серьезная игра.

Я киваю. Мне кажется, я сейчас расплачусь.

— Поверь мне, — говорит Ма, — если бы была хоть какая-нибудь иная возможность спастись из этого ада…

Я не знаю, какие возможности существуют в аду.

— Ну хорошо. — Ма встает с кровати. — Сейчас я расскажу тебе, как все это будет, и ты поймешь, что бояться нечего. Старый Ник наберет код на двери и вынесет тебя из комнаты завернутым в ковер.

— А ты тоже там будешь? — Я знаю, каким будет ответ, но на всякий случай спрашиваю.

— Нет, я останусь здесь и буду ждать, — отвечает Ма. — Он отнесет тебя в свой грузовичок, положит в открытый кузов…

— Я тоже хочу ждать вместе с тобой.

Ма прижимает палец к моим губам, чтобы я замолчал.

— Это и будет твой шанс.

— Что именно?

— Грузовичок! Когда он остановится на первом перекрестке, ты выберешься из ковра, выпрыгнешь из кузова и приведешь сюда полицию.

Я в изумлении смотрю на нее.

— На этот раз план звучит так: смерть, грузовичок, побег, полиция, спасение Ма. Повтори!

— Смерть. Грузовичок. Побег. Полиция. Спасение Ма.

Мы съедаем на завтрак по сто двадцать пять подушечек каждый, потому что нам надо набраться сил. Я не голоден, но Ма говорит, что я должен съесть все без остатка. Потом мы одеваемся и учимся изображать мертвого. Это самая странная игра, в которую нам приходилось играть. Я ложусь на край ковра, и Ма заворачивает меня, приказывая повернуться на живот, потом на спину, потом снова на живот и снова на спину, пока я не оказываюсь плотно завернутым. Внутри ковра очень необычно пахнет — пылью и еще чем-то. Запах отличается от того, какой чувствуешь, когда лежишь на ковре.

Ма поднимает меня, и мне кажется, что меня раздавили. Она говорит, что я похож на длинный тяжелый тюк, но Старый Ник без труда меня поднимет, потому что у него мышцы покрупнее.

— Он отнесет тебя на задний двор, наверное, в свой гараж, вот так. — Я чувствую, как Ма ходит со мной по комнате. Я не могу повернуть голову. — А может быть, перекинет тебя через плечо, вот так… — Она с усилием поднимает меня, издав при этом хрюкающий звук.

— А долго я буду так лежать?

— Что?

Ковер скрадывает звуки, и она плохо слышит меня.

— Потерпи, — говорит Ма, — знаешь, мне пришло в голову, что он пару раз должен будет положить тебя на пол, чтобы открыть двери. — И она кладет меня на пол, опустив вниз головой.

— Ой!

— Ты помнишь, что не должен издавать ни звука?

— Извини. — Я упираюсь лицом в ковер, в носу у меня свербит, но почесать его я не могу.

— Он бросит тебя на пол грузовика, вот так. — Ма бросает меня, и я кусаю губы, чтобы не вскрикнуть.

— Не двигайся, не шевелись, будь неподвижен, словно робот, что бы ни случилось, хорошо?

— Хорошо.

— Потому что, Джек, если ты размякнешь и пошевелишься или издашь какой-нибудь звук, словом, если допустишь какую-нибудь ошибку, то он поймет, что ты жив, и так рассердится, что…

— Ну что? — Я жду. — Ма, что он сделает?

— Не беспокойся, он поверит, что ты умер.

Откуда она это знает?

— Потом он сядет в грузовик и поедет.

— Куда?

— Ну, наверное, за город. Туда, где никто не увидит, как он роет яму, скажем, в лес или куда-нибудь еще. Но как только заработает мотор, ты услышишь громкое рычание и все вокруг затрясется, вот так. — Она начинает тереть, словно теркой, через ковер. Обычно в таких случаях я хохочу, но сегодня мне не до смеха. — Это будет тебе сигналом, что надо выбираться из ковра. Попробуй вылезти из него.

Я весь извиваюсь, но выбраться не могу, ковер закатан слишком туго.

— Я не могу. Не могу, Ма.

Она тут же разворачивает меня. Я глубоко дышу.

— С тобой все в порядке?

— Да.

Она улыбается мне, но какой-то странной улыбкой, как будто притворяется. Потом она снова заворачивает меня в ковер, но теперь уже не так туго.

— Он сильно давит.

— Извини, я не думала, что ковер будет таким жестким. Потерпи. — Ма снова разворачивает меня. — Знаешь что, согни-ка руки и выстави локти, чтобы немного его ослабить.