Драго Янчар - Этой ночью я ее видел

На другой день, ночью, прошел дождь, и утро выдалось свежее и ясное, он привез ее на автомобиле, молодую даму в галифе для верховой езды. Представил нас, мы осмотрели лошадь, длинноногого английского хэкни, потом он произнес что-то вроде: вручаю ее вашим заботам. Поцеловав ее в щеку, он умчался на своей машине с открытым верхом, махнув еще раз на повороте. Коня звали Лорд, ну а как еще, подумал я, какое еще имя могла ему дать эта молодая богатая особа? Конь был хорош, он немного отстранил голову, когда я его погладил, но вскоре стал доверчив, у него был высокий шаг и красивая посадка головы и хвоста. Я сказал, что своим новобранцам, желающим стать кавалеристами, я сперва говорю, что школа верховой езды начинается со скребка, щетки и колышка для чистки копыт.

Она ответила, что она мне не новобранец.

Тут я замолчал, тотчас же пожалев, что взялся за это «особое поручение». Ну да, конечно, выдавил я, но коня следует всякий раз почистить прежде, чем седлать. Лошади, стоящие большей частью в денниках, нуждаются в ежедневном уходе за подшерстком, независимо от езды. А почему они стоят в стойле, спросила она, почему они не носятся кругом на воле? Почему они на конюшне? Об этом меня еще никто не спрашивал. Лошади — создания вольные, более свободные, чем люди, надо им позволить носиться по лугам и лесам. Тогда бы на них нельзя было ездить верхом, ответил я, на себе таскали бы повозки и подводы, и пушки, а в армии вообще не было бы благородного и древнейшего рода войск, который называют кавалерией, и принадлежностью к которой я горжусь. Это тот самый род войск, гордое имя которого во многих сражениях прославила английская и французская конница, а в особенности неустрашимые польские уланы. Уланы не произвели на нее никакого впечатления. А то, что вы лошадей тащите на войну, это вообще нечто возмутительное, возразила она снова, попросту говоря, безответственное, ведь они могут погибнуть от шальной бомбы. Не от бомбы, поправил я, а от осколочно-фугасных снарядов. Бомбы сбрасывают с самолетов на фортификационные укрепления, осколочно-фугасными снарядами обстреливают пехоту, а также кавалерию.

Да зачем? возмущалась она, что за чушь!

В самом начале мы сразу же сцепились, заспорив о лошадях и кавалеристах. Я понимал, что это ни к чему не приведет. Не стал ее слушать, а показал, как надеть Лорду уздечку, затем, как осторожно провести щеткой по голове, меж ушей и вдоль лба, после чего скребком очистить подшерсток. Она начала томиться от скуки. Ну, а когда я начну ездить? спросила она. Я не дал себе произнести фразу, что ровно об этом спрашивает любой безголовый новобранец. Я сказал, что не стану учить ее, если она не станет слушаться. Она злобно взглянула на меня, также подавив в себе какое-то словцо, ладно, произнесла она, покажите мне, как чистить копыта. Уж не думаете ли вы, что я буду их чистить! Она погладила коня, по ней, так лошади существовали для того, чтобы их гладить, как кошек, Лорд посмотрел с благодарностью, я же продолжал, скрепя сердце. Она наблюдала за мной, скрестив руки. Я вижу, заметила она через некоторое время, вы умеете обходиться с лошадьми. Я пояснил, что это азы, конь чувствует и понимает хорошее обращение, в противном случае он не станет слушаться. Представляете себе, милостивая госпожа, сказал я так любезно, насколько мог, представляете себе, что конь не повинуется, когда нужно идти в атаку. А, это вы так объясняете новобранцам? спросила она. Да, я им говорю об этом. Значит, вы хорошо обращаетесь с ними для того только, чтобы гнать их потом под эти бомбы, то есть осколочно-фугасные снаряды. Разозлившись, я ответил, что мы и себя туда тоже гоним, в Колубарском сражении были тысячи погибших.

Но зачем? язвительно спросила она невинным тоном.

За короля, ответил я, за короля и отечество.

Она прыснула, как лошадь, от смеха и принялась злорадно хохотать во весь голос.

На следующее утро я явился на доклад к майору Иличу. Я просил его освободить меня от этого задания. Он спросил меня, что мне не нравится. Я ответил, что милостивая госпожа считает, что армейская кавалерия — это чушь. Она так считает? спросил Илич. Да, а кроме того говорит, что она мне не новобранец. Илич засмеялся, так оно и есть, она тебе не новобранец, дорогой мой Радованович, милые дамы требуют иного обхождения, нежели рекруты, ну да, продолжал он, женский пол вообще. Он уставился в окно. Она рассказывала тебе, что училась в Берлине? Об этом она мне не рассказывала. Она образованная, произнес он, ты мог бы у нее чему-нибудь поднабраться. Однако, и в самом деле, замолчал он на некоторое время, словно раздумывая, стоит ли мне говорить об этом, — молодая дама несколько… как бы это выразиться, оригинальная. Мой друг Лео Зарник, ее муж, рассказывал мне, что несколько дней назад она уехала на поезде в Сушак. Никто знать не знал, где она, а она по возвращении сказала, что ездила купаться. Подумать только? Я пожал плечами, мне это не показалось таким уж важным, с этой дамой я собирался заниматься ровно столько, сколько от меня требовалось. А это было не просто. Ее дед, заметил Илич, будто бы построил половину Риеки, тебе уже доводилось бывать в Риеке? Каким образом? ответил я, там ведь итальянцы. Верно, сказал Илич, но когда-нибудь снова будем мы. Если плыть на корабле к пристани, то эти большие дома на берегу, кафе, все это было его. Эти люди, мой Радованович, невообразимо богаты. Невообразимо. И армия хочет иметь с ними хорошие отношения, усек? Я сказал, что усек, но боюсь, что милой даме все это совершенно безразлично. Она не собирается подстраиваться, и как мне научить ее ездить верхом, когда она меня самого поучает? Кроме того, она понятия не имеет даже о том, кто такие уланы? Уланы? переспросил Илич, а что общего у улан с уроками верховой езды? Некоторое время он молчал. Ну, ей это неинтересно, продолжил он через некоторое время, ее интересуют другие вещи. Она немного, заметил Илич, не то, чтобы необычная, а как бы это выразится, с закидонами. Я слышал, добавил он, что она держала в качестве домашней живности — аллигатора. Водила его на променад. Представляешь себе?