Джулия Грегсон - Жасминовые ночи

– Ей пишут?

– Только молодые люди. Такие, как вы.

Он ощутил укол ревности, такой острый, что даже удивительно. Он не имел на это права, но испытывал.

– Молодые люди, которые слышали ее пение?

– Да, и, конечно, Пол.

– Пол?

– Ее жених, бывший, – с горечью ответила Джойс. – Приятный молодой человек, из хорошей семьи, будущий школьный учитель. Он точно бы женился на ней. Она бросила его перед тем, как уехала в Лондон, – выскочила из машины и убежала. Так разозлилась. Я до сих пор не знаю толком, что у них произошло, – но он страшно переживал. Такие, как она, чуточку похожи на электричество – не понимают, что могут сильно ранить.

Дом не понял, что это – предостережение или угроза.

Но потом, когда они вместе шли по Помрой-стрит, он неожиданно понял, что его переполняет огромный восторг.

Он испытывал прилив сил, он снова хотел летать, хотел сражаться. По разным причинам, не только чтобы отомстить за Джеко. Присутствие Сабы добавит остроты и интереса этому приключению, поможет быть осторожнее – и веселее. Дом был уверен, что на этот раз не будет гореть в самолете.

Прошло две недели после их приезда в Египет. Девушки завтракали в ресторане при маленьком отеле под названием «Минерва», по соседству с их жильем. Дворик ресторана был симпатичный: на его стенах цвели жасмин и бугенвиллеи, в центре плескался фонтанчик. В шелковистом шелесте его струй было что-то гипнотическое. В то утро Саба сидела там одна. И тут в ресторан вошел долговязый англичанин.

– Меня зовут Дермот Клив, – представился он с широкой улыбкой. – Я делаю армейские сюжеты для Би-би-си. Надеюсь, что скоро запишу передачу с вами. – Он словно пытался ее заверить, что это не обычное заигрывание с красивой девушкой.

Он был молодой, симпатичный, с орлиным носом и голубыми глазами, очень умными. Она сняла темные очки – они были первые в ее жизни и очень ей нравились, – и сунула их в очечник из свиной кожи.

– Мои коллеги немного задерживаются, – сообщила она. В самом деле, Арлетта с Яниной задерживались из-за ванной. Саба прикинула, не закурить ли ей сигарету; это была еще одна ее новая привычка, хоть иногда это вызывало у нее кашель.

– Можно я составлю вам компанию и выпью с вами кофе? Вам это не будет очень неприятно? – спросил Клив. – Когда придут ваши подруги, я удалюсь.

– Конечно, – ответила она. Наступила небольшая пауза. Он сел за столик и положил на соседний стул свою панамскую шляпу.

Самир, смазливый официант, выбежал из кухонной двери, раздвинув занавеску из бусин. Над головой он нес блюдо со свежими персиками, дынями и бананами. Он с восторгом узнал, что Саба наполовину турчанка, и всегда уделял ей особое внимание.

– Ваш обычный завтрак, мадам? – спросил он. Каждое утро Саба и ее спутницы наслаждались настоящим кофе, настоящими яйцами, настоящим сливочным маслом и маленькими бананами Moza cavendishii , самыми вкусными в мире.

– Я подожду остальных, – ответила она, надела темные очки и вставила сигарету в мундштук. – Тут все так вкусно, просто не верится, – сказала она Кливу. – После карточек. Только мне стыдно.

– Ох, совершенно напрасно. – Он щелкнул зажигалкой и поднес ей огонь. – Наслаждайтесь, пока есть такая возможность. Вот отправитесь на гастроли, и вам придется сидеть на сухарях и консервах. Кстати, вам уже известно, когда вы уедете?

– Пока нет.

– Очень скоро. – Он вытянул ноги. Две пташки, клевавшие под столом кусочек хлеба, вспорхнули и улетели.

Самир суетился возле них, поправлял салфетки и наливал кофе. Когда Саба поинтересовалась, как у него дела, он лучезарно улыбнулся и ответил: «Il-hamdu li-llah».

– Что он сказал? – с ленивой улыбкой спросил Клив.

– «Il-hamdu li-llah» означает «Слава богу» – выражение на все случаи жизни, от «хорошо» до «я умираю, но должен с этим смириться».

– Вы всегда разговариваете с официантами на их языке?

– Нет, – засмеялась она, – я знаю лишь несколько слов. Меня научил папа – он турок. – Она погасила сигарету: фу, гадость! Сколько пройдет времени, прежде чем она научится получать удовольствие от курения?

Клив взял два куска сахара и положил в кофе.

– Так вы говорите по-турецки? – Он откинул со лба прядь волос и с любопытством посмотрел на нее, щурясь от солнца.

– Да, более-менее. Мы разговариваем дома.

Вернулись воробьи и снова набросились на хлеб.

– Хитрые паршивцы, – усмехнулся Клив. – Должно быть, это самые жирные воробьи в Каире. Они арендуют эту площадку.