Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания

— Врачом.

Его профессиональная принадлежность вызвала у нее, очевидно, некие подспудные надежды на могущество и помощь медицины.

— Как врач не посоветуете: что делать, а?.. Уж я чего не перепробовала: и с ним вместе пила, и жаловалась на него, и расходилась… Несколько месяцев подержится — и опять в запой…

— Лечиться надо, — пожал плечами Звягин.

Она понурилась, покраснела:

— Лечился уже. Полгода прошло — и снова!.. Неужели человек себя пересилить не может? Не понимаю… Раньше-то не пил!

Открывая ему двери, промакивая полотенцем влажноватую полу плаща, решилась попросить:

— Может, есть какие-нибудь новые средства? В газетах писали — есть такие врачи, в Свердловске один, в Крыму еще… Телефон бы ваш не оставили: вдруг, если чего узнаете, я позвоню, а?

Звягин сказал ей телефон и заторопился домой: он уже на час задержался после дежурства.

Жену его опоздание даже не рассердило — привело в печаль.

— Всем ты увлекался, только пьяных еще по домам не разводил! — отреагировала она, выслушав оправдания. Встала из-за стола с тетрадями, погасила настольную лампу. — В вытрезвителе ему место! Ты тут при чем?..

— Ни при чем, — отрекся Звягин. — Жену его пожалел…

И остался бы этот незначительный эпизод без всяких последствий, если б та женщина, Анучина, не позвонила через неделю.

— Вы ничего случайно не узнали?.. — извинившись, безнадежно спросила она.

— Да нет, — признался Звягин. — Что — пьет?

— Пьет… Может, у вас какой-нибудь знакомый врач есть, который помог бы?.. — Чувствовалось, что она и сама не очень верит в свои слова, просто отчаялась и пытается искать любые средства. — Может, узнаете что-нибудь?

— Попробую, — неопределенно и без охоты пообещал Звягин.

— Сына жалко, — сказала Анучина. — Совсем дерганый мальчик стал, боится его… Разводиться придется… а как жить?

Впереди у Звягина было два свободных дня после суточного дежурства, срочных дел никаких, сентябрь стоял тихий, теплый, умиротворяющий душу… Желая разом отделаться от вопроса, он полистал записную книжку и набрал телефонный номер: врач «скорой» быстро обрастает знакомствами среди коллег.

— Ты за него просишь? — деловито осведомился нарколог, молодой человек новой формации.

— Еще не хватало, — хмыкнул Звягин. — Так, узнать.

— Будет направление — возьмем на лечение.

— Он уже лечился. Ты погулять после работы не хочешь?

В Александровском саду шуршала листва, роняли звон куранты Адмиралтейства. Черный ворон сидел на желтом суку, как знак осени. Нарколог сказал:

— Избитая истина: мы ничего не можем сделать, если человек сам не имеет сильного желания. К сожалению, алкоголик, как правило, такого желания не имеет.

Презирающий пьянство как форму распущенного хамства, Звягин впервые мысленно углубился в вопрос, почему вообще человек становится алкоголиком.

— Зачем тебе это? — удивился нарколог.

— Гимнастика для мозгов, — лениво ответил Звягин. — Разбираться в сути реального явления интереснее, чем играть в шахматы или болеть в хоккей.

— Правду говорят, что ты одного неудачника вылечил от невезения? — с любопытством спросил нарколог, играя каштаном.

— Он добрый, — о своем продолжал Звягин. — Порядочный, обязательный… А как запьет — совершенно другой человек.

— Типичный случай, — подтвердил нарколог. — Все они в основном, когда трезвые, — тихие, добрые; иначе говоря — слабые.

— Почему не спиваются армяне? — спросил Звягин.

— Или итальянцы. Потому что они имели дело с вином три тысячи лет — Средиземноморье, Кавказ. Еще до нашей эры дороже всех ценилось перегнанное виноградное вино с печатью города Двин, выдержанное в дубовых бочонках: армяне делали коньяк, когда галлы и не подозревали, что будет такая страна Франция с провинцией Коньяк, знаменитой аналогичным напитком. И предрасположенные к алкоголизму вымерли еще тогда, а у оставшихся — иммунитет: могут пить, могут не пить. А возьми туземцев, которым европейцы дали водку сто-двести лет назад: целые народы вымирают от алкоголизма — никакого сопротивления, мгновенно развивается физиологическая потребность.

— А какого лешего он запил? Не с горя — а в полном довольстве?

— Именно потому, что делать нечего. Многим людям нужна направляющая узда — кнут и пряник: чтоб очень стремились к одному и очень боялись другого. Если б он очень боялся оказаться на улице нищим безработным и очень стремился стать директором автозавода — не пил бы, будь уверен. Ему и так бы хватало сильных эмоций. А так — образуется пустота в жизни. Тридцать лет для большинства — вообще страшный возраст: конец событийного периода жизни. Все сделано, дальше будут только дети расти, а родители — стареть: все уже позади. Вот и пьют.