Михаил Веллер - Приключения майора Звягина. Роман воспитания

— Устраивает?!

Она не могла насмотреться. Зубы сияли — ровные, белые, плотные, кое-где с крохотными щербинками — неотличимые от настоящих.

— Миллион за улыбку! — взревел стоматолог и выключил свою слепящую фару. — Сияй на здоровье.

«Ах», — сказали девочки в цехе. Клара сияла. «Подождите…»

— Подождите, — скромно пообещал Звягин домочадцам, — я ее еще устрою работать диктором на телевидение.

— Лучше в немое кино, — посоветовала дочь, гладя школьное платье.

— У нее голос, как у нашего коменданта гарнизона, помнишь? — пояснила жена. — Или это телефон так искажает?

— Я уже свел ее с преподавательницей художественного слова из театралки, — парировал Звягин. — Голос отличный, просто она не умеет им владеть. Научится. Защебечет птичкой!..

Клара «щебетала птичкой» сорок минут перед сном в ванне — больше времени в сутках не оставалось. Гортань, связки, диафрагма, дыхание… «Даже низкий и хриплый женский голос может быть красивым и обаятельным, — повторяла она услышанное, — если правильно пользоваться им: говорить негромко, без резких пауз и ударений, выработать легкое грудное придыхание, снижать иногда к полушепоту…»

— Зачем вы меня провожаете, Леонид Борисович? — спросила она «с легким грудным придыханием», когда по заснеженному бульвару Профсоюзов они шли к косметической клинике (подошла ее очередь на операцию). — Вы тратите на меня уйму времени…

— Ах, молодость! — мушкетерским тоном отвечал Звягин. — Прогулка с девушкой — что за отрада для старого солдафона, заскорузлого от чужих страданий эскулапа. А главное, — добавлял он, — жена меня к тебе не ревнует. Вот когда станешь выглядеть так, что заревнует, — все, больше времени не найдется.

— Совсем? — скрипнула Клара несчастно.

— Тогда уже у тебя не найдется времени для меня — человека немолодого, женатого, некрасивого и неинтересного.

— Это вы некрасивый и неинтересный?!

Звягин лукавил. Навязав Кларе свою волю (так он считал), — он относился к ней с ревностью собственника, сродни ревности художника к своему творению. И, не полагаясь полностью на непостоянный женский характер, провала своей затеи допустить не мог: подстраховывал каждый шаг. В тайной глубине души будучи убежден в безграничности человеческих возможностей — он был невысокого мнения о воле и характере большинства людей. «А ошибаться, — пожимал он плечами, — я предпочитаю в лучшую сторону».

Хирург, склонив голову на бочок, по-петушиному посмотрел на Клару сначала одним глазом, потом другим. Прыгнул вперед и внимательными пальцами стал мять ее лицо.

— Но-ос, нос-нос-нос… Ну и шнобель! — забормотал он.

Схватил рентгеновские снимки, завертел, глядя их на свет. Задумался, замычал, раскинул альбом с фотографиями:

— Будет вот так. Согласны?

Слева красовался профиль с устрашающим тараном поболее Клариного, справа — то же лицо с носом… ах, с чудесным, нормальным, заурядным носом — не нос, а мечта… Другие фото впечатляли столь же.

Клара в головокружении представила себя роботом, дождавшимся наконец спасителя-механика с набором дефицитных запчастей.

— Почему вы не обратились раньше? — вился хирург. — Иностранцы прут толпами, — скромно хвастался он, — у них операция обходится в целое состояние. — Посмотрел Кларину карту, анализы; часы на его руке зажужжали. — Приступим? А? Увеличиваем оборачиваемость койко-мест — по мировым стандартам: до минимума сокращать пребывание в стационаре, — пояснил он Звягину.

— Посмотреть разрешишь, Витя? — любопытствуя, попросил Звягин.

— С моим удовольствием. Это тебе не упавших по улицам собирать, — поддел тот.

Удивительно просто и быстро. Нянечка свела Клару в душевую, выдала пижаму. Померили температуру, давление и — в операционную, где хирург, уже в маске, кивнул анестезиологу, а рядом, тоже в маске и зеленом халате, щурил зеленые глаза Звягин.

Сестра протерла ей, лежащей на столе, сгиб локтя и подала анестезиологу шприц.

— Рот открой шире… сейчас мы тебе эту трубочку осторожно введем… во-от, все, дыши на здоровье…

Электрические лучи в белом кафеле расплылись, затуманились, и она поплыла в восхитительную страну, неотчетливую и прекрасную, а прекраснее всех была она, Клара, и это и было тем счастьем, которое снилось в детстве.

…Появились какие-то ощущения, ощущения эти определялись и стали неприятными: слегка мутило, и лицо стянуло, будто заскорузла мыльная корка. Кто-то склонился над ней и похлопал ласково по руке.